«Их называют иногда памирскими таджиками, – сказал корреспонденту Русской службы «Голоса Америки» член-корреспондент РАН Сергей Арутюнов, – но это неверно».
На Горный Бадахшан – автономную область в составе Таджикистана, население которой составляет около двухсот пятидесяти тысяч человек (т.е., менее четырех процентов населения республики), международные СМИ и экспертное сообщество обратили внимание чуть более месяца назад. 21 июля в пригороде Хорога (административного центра Горного Бадахшана) был убит заместитель председателя ГКНБ Таджикистана генерал Абдулло Назаров. Спустя три дня (24 июля) таджикские войска вошли в Хорог с целью захвата предполагаемых убийц.
Началась новая фаза совсем не нового противостояния. Сначала задержали Окила Тайембекова (одного из братьев известного полевого командира Объединенной таджикской оппозиции Абдуламона Айембекова) и его водителя Хамзу Гулназара. А 12 августа другой из братьев Айембековых – Толиб (один из неформальных оппозиционных лидеров, подозреваемый в убийстве Назарова и отвергнувший выдвигаемые против него обвинения) сдался властям. Сдача подозреваемых была условием вывода войск из Хорога. Пока невыполненным.
22 августа был убит другой деятель оппозиции (в годы гражданской войны 1992-1997 годов также полевой командир) – Имомназар Имомназаров. На следующий день более двух тысяч жителей Хорога (все население которого не превышает тридцати тысяч человек) вышли на городскую площадь, требуя незамедлительного вывода правительственных войск из региона. Как сообщается, военные открыли огонь по собравшимся. По словам очевидцев, двое участников митинга получили ранения.
По мнению некоторых аналитиков, операция в Горном Бадахшане стала для президента Таджикистана Эмомали Рахмона поводом устроить демонстрацию силы в области, обитатели которой в годы гражданской войны по преимуществу выступили на стороне противников нынешней власти.
Что же происходит, и какими могут быть последствия? Не в последнюю очередь – принимая во внимание исторический контекст? О нем-то корреспондент Русской службы «Голоса Америки и побеседовал с известным московским этнографом.
«Тут приходится начать издалека, – подчеркнул Сергей Арутюнов. – Иранские народы делятся на две группы – восточные и западные. Западные – это персы, курды, таты, талыши. А также, разумеется, таджики, чей язык отличается от персидского только оканьем. Что же касается восточноиранских языков, то они были в свое время распространены и во всей Средней Азии, и во всем Афганистане, и в Синцзяне (сегодня – Синцзян-Уйгурский район КНР), и на Памире. На западе единственный, так сказать, осколок восточноиранских языков – это осетинский язык. На востоке самая большая группа восточноиранских диалектов – пуштунские. А на Памире, вдоль верхнего течения реки Пяндж и ее притоков, в этих совершенно неприступных горных долинах живут так называемые памирские народы. Причем, как с таджикской стороны границы, так и с афганской».
«Итак, – продолжает Арутюнов, – жители Бадахшана – это своеобразный осколок древнего населения Центральной Азии. Говорят они на многих языках, довольно сильно друг от друга отличающихся. Наиболее распространенный – шугнанский; кстати, именно на нем говорят в Хороге. При этом, в большинстве своем, бадахшанцы владеют и таджикским. И используют его для межэтнического общения». «Кстати, – подчеркивает российский ученый, – у них есть явно выраженное общее самосознание: представители всех памирских народностей определяют себя как бадахшанцев или памирцев. Есть даже термин «памири».
И все это при населении, не превышающем 250 тысяч человек? «Это не совсем точно, – констатирует ученый, – ведь есть и вторая, афганская сторона. Конечно, сегодня общение сильно затруднено. По всему протяжению границы идет наркотрафик. Отсюда попытки изоляции, от которых страдают и люди, в наркотрафик не вовлеченные».
Что же объединяет памирцев – в отсутствие общего языка? «Дело в том, – продолжает московский этнограф, – что вокруг них – и в равнинном Таджикистане, и в Узбекистане, да и в соседних странах, - живут в основном мусульмане-сунниты. Тогда как все памирцы, по обе стороны границы, – исмаилиты. Признающие своим главой Ага-хана (наследственный духовный лидер исмаилитов-низаритов всего мира – А.П.) И сунниты для них – люди другой веры».
Итак, исмаилизм – вероучение, традиционно рассматриваемое как вариант шиитского ислама. «Но – очень своеобразный, – подчеркивает Арутюнов. – И в частности, предполагающий веру в переселение душ».
Впрочем, и места, занимаемого исмаилитами в мире преходящего, недооценивать не приходится. «Исмаилиты, – рассказывает российский ученый, – живут в разных странах. Конечно, памирцы – так сказать, на отшибе, да и связи их с Ага-ханом в советское время ослабли. Но сегодня-то они восстановлены! В принципе, исмаилиты должны платить Ага-хану дань. Но памирцы не столько платят дань, сколько получают от Ага-хана весьма значительные пособия».
И это, подчеркивает Сергей Арутюнов, – на фоне извечной бедности Бадахшана и традиционного недоверия к его жителям со стороны таджикской элиты. Что еще раз свидетельствует о том, что международные аспекты бадахшанской проблемы Афганистаном далеко не исчерпываются.
На Горный Бадахшан – автономную область в составе Таджикистана, население которой составляет около двухсот пятидесяти тысяч человек (т.е., менее четырех процентов населения республики), международные СМИ и экспертное сообщество обратили внимание чуть более месяца назад. 21 июля в пригороде Хорога (административного центра Горного Бадахшана) был убит заместитель председателя ГКНБ Таджикистана генерал Абдулло Назаров. Спустя три дня (24 июля) таджикские войска вошли в Хорог с целью захвата предполагаемых убийц.
Началась новая фаза совсем не нового противостояния. Сначала задержали Окила Тайембекова (одного из братьев известного полевого командира Объединенной таджикской оппозиции Абдуламона Айембекова) и его водителя Хамзу Гулназара. А 12 августа другой из братьев Айембековых – Толиб (один из неформальных оппозиционных лидеров, подозреваемый в убийстве Назарова и отвергнувший выдвигаемые против него обвинения) сдался властям. Сдача подозреваемых была условием вывода войск из Хорога. Пока невыполненным.
22 августа был убит другой деятель оппозиции (в годы гражданской войны 1992-1997 годов также полевой командир) – Имомназар Имомназаров. На следующий день более двух тысяч жителей Хорога (все население которого не превышает тридцати тысяч человек) вышли на городскую площадь, требуя незамедлительного вывода правительственных войск из региона. Как сообщается, военные открыли огонь по собравшимся. По словам очевидцев, двое участников митинга получили ранения.
По мнению некоторых аналитиков, операция в Горном Бадахшане стала для президента Таджикистана Эмомали Рахмона поводом устроить демонстрацию силы в области, обитатели которой в годы гражданской войны по преимуществу выступили на стороне противников нынешней власти.
Что же происходит, и какими могут быть последствия? Не в последнюю очередь – принимая во внимание исторический контекст? О нем-то корреспондент Русской службы «Голоса Америки и побеседовал с известным московским этнографом.
«Тут приходится начать издалека, – подчеркнул Сергей Арутюнов. – Иранские народы делятся на две группы – восточные и западные. Западные – это персы, курды, таты, талыши. А также, разумеется, таджики, чей язык отличается от персидского только оканьем. Что же касается восточноиранских языков, то они были в свое время распространены и во всей Средней Азии, и во всем Афганистане, и в Синцзяне (сегодня – Синцзян-Уйгурский район КНР), и на Памире. На западе единственный, так сказать, осколок восточноиранских языков – это осетинский язык. На востоке самая большая группа восточноиранских диалектов – пуштунские. А на Памире, вдоль верхнего течения реки Пяндж и ее притоков, в этих совершенно неприступных горных долинах живут так называемые памирские народы. Причем, как с таджикской стороны границы, так и с афганской».
«Итак, – продолжает Арутюнов, – жители Бадахшана – это своеобразный осколок древнего населения Центральной Азии. Говорят они на многих языках, довольно сильно друг от друга отличающихся. Наиболее распространенный – шугнанский; кстати, именно на нем говорят в Хороге. При этом, в большинстве своем, бадахшанцы владеют и таджикским. И используют его для межэтнического общения». «Кстати, – подчеркивает российский ученый, – у них есть явно выраженное общее самосознание: представители всех памирских народностей определяют себя как бадахшанцев или памирцев. Есть даже термин «памири».
И все это при населении, не превышающем 250 тысяч человек? «Это не совсем точно, – констатирует ученый, – ведь есть и вторая, афганская сторона. Конечно, сегодня общение сильно затруднено. По всему протяжению границы идет наркотрафик. Отсюда попытки изоляции, от которых страдают и люди, в наркотрафик не вовлеченные».
Что же объединяет памирцев – в отсутствие общего языка? «Дело в том, – продолжает московский этнограф, – что вокруг них – и в равнинном Таджикистане, и в Узбекистане, да и в соседних странах, - живут в основном мусульмане-сунниты. Тогда как все памирцы, по обе стороны границы, – исмаилиты. Признающие своим главой Ага-хана (наследственный духовный лидер исмаилитов-низаритов всего мира – А.П.) И сунниты для них – люди другой веры».
Итак, исмаилизм – вероучение, традиционно рассматриваемое как вариант шиитского ислама. «Но – очень своеобразный, – подчеркивает Арутюнов. – И в частности, предполагающий веру в переселение душ».
Впрочем, и места, занимаемого исмаилитами в мире преходящего, недооценивать не приходится. «Исмаилиты, – рассказывает российский ученый, – живут в разных странах. Конечно, памирцы – так сказать, на отшибе, да и связи их с Ага-ханом в советское время ослабли. Но сегодня-то они восстановлены! В принципе, исмаилиты должны платить Ага-хану дань. Но памирцы не столько платят дань, сколько получают от Ага-хана весьма значительные пособия».
И это, подчеркивает Сергей Арутюнов, – на фоне извечной бедности Бадахшана и традиционного недоверия к его жителям со стороны таджикской элиты. Что еще раз свидетельствует о том, что международные аспекты бадахшанской проблемы Афганистаном далеко не исчерпываются.
