«Инаугурация в кредит» – так московский журналист Петр Гончаров охарактеризовал вторичное вступление Хамида Карзая в должность президента. И уточнил: «Карзай отчитывается перед мировым сообществом – и дает обещания на будущее. К примеру – принять меры против коррупции…»
Любая из бесчисленных проблем сегодняшнего Афганистана неизбежно упирается в один и тот же вопрос: о легитимности кабульского правительства. О том, как воспринимаются его действия в провинции. И пуштунская проблема – не исключение.
Так как же все-таки обстоит дело с легитимностью Хамида Карзая после выборов – начавшихся в августе и продлившихся до ноября?
«Укрепления его позиций не произошло, – считает российский политолог Андрей Грозин, – но не было и ослабления». «Главное, – подчеркивает специалист по Центральной Азии, – то, что Хамид Карзай остался первым лицом в стране. Ведь в традиционном обществе именно это и является главным – даже если лидер, по мнению многих, и не обладает безупречной легитимностью. И кстати, окружение Карзая хорошо сознавало это обстоятельство: недаром предпринимались такие усилия, чтобы протолкнуть его уже в первом туре – невзирая на сопротивление Запада…»
Определяющий же фактор политической борьбы в Афганистане – это, по мнению Андрея Грозина, все тот же раскол по этническому принципу. И в первую очередь – между пуштунами и таджиками. А также и по племенному – ведь против Карзая выступили и многие пуштунские группировки. А вот в таджикских районах, констатирует московский аналитик, имело место почти единодушное голосование за его соперника – Абдуллу Абдуллу. Правда, продолжает он, афганский избирком подошел к этому вопросу творчески – изобразив дело так, что Карзай получил абсолютное большинство не только в пуштунских, но и в непуштунских районах.
Действительно ли Карзай «недотянул», недобрал голосов? Петр Гончаров убежден, что если подтасовки и имели место, то – в сторону уменьшения числа голосов, поданных за действующего президента. Те, кто проверял результаты голосования, пошли, так сказать, на уступки общественному мнению, полагает журналист. «Недавно я разговаривал с Шахнавазом Танаем – бывшим министром обороны, – рассказывает он. – Ведь Танай тоже участвовал в выборах, и во втором туре Карзаю должны были достаться голоса, отданные за экс-министра. Вот и выходит, что за Карзая проголосовало даже больше людей, чем принято считать».
За пределами Афганистана победа нынешнего кабульского лидера также воспринимается по-разному.
Для руководства постсоветской Центральной Азии дело, по существу, сводится к политической преемственности. «Центральноазиатские элиты совмещают, так сказать, приятное с полезным, – указывает Андрей Грозин. – Речь идет, в частности, о получении всевозможных бонусов от США. Наращивается американский контингент, перебрасываются новые войска, вместе с ними расширяются поставки техники, да и продуктов питания, и транспортируется все это через территорию Центральной Азии. А это – поле для дивидендов: как политических, так и для прямой финансовой поддержки местных элит».
О том, как к сегодняшним афганским событиям относится – или должна относиться – российская элита, идут дискуссии. С российским общественным мнением дело обстоит проще: пятьдесят восемь процентов россиян убеждены, что действия антитеррористической коалиции во главе с США неэффективны, констатирует сотрудник ВЦИОМ Степан Львов. «Есть и другой любопытный результат, – продолжает он, – три четверти россиян считают, что цель западной коалиции – укрепить позиции США в мире, а не обезопасить граждан США от угрозы терактов». Отношение к Хамиду Карзаю?.. Тут, по словам социолога, следует учитывать и малую информированность населения РФ об афганских событиях. В том, что происходит в этой стране сегодня, мало кто разбирается…
Кто не скрывает своего интереса к афганской проблеме, так это власти Тегерана. «Иран, скорее всего, не останется в стороне, чтобы углубить свое влияние в Афганистане, – считает московский востоковед Владимир Сажин. – Конечно, речь в этом случае идет прежде всего о непуштунских провинциях: о Герате, где иранское влияние традиционно велико, да, собственно, обо всей западной части страны».
«При этом иранское руководство официально поддерживает Карзая», – продолжает Владимир Сажин. Впрочем, здесь-то и начинаются немаловажные нюансы: ведь, как отмечает российский историк, риторика кабульского руководителя не остается неизменной: нередко он весьма резко высказывается о действиях западной коалиции и, в частности, об иностранных гражданских сотрудниках, работающих в Афганистане. И, как подчеркивает Владимир Сажин, это не остается незамеченным в Тегеране. «Более того, – рассказывает он, – иранской пропагандой эти моменты подаются очень широко. В Тегеране к Карзаю двоякое отношение: в нем видят человека, вынужденного, так сказать, играть на трех досках: обеспечивать внутреннюю стабильность, ладить с американцами и с западной коалицией – и в то же время не будоражить соседей, прежде всего мощный Иран. Потому они и стремятся любой шаг Карзая использовать в своих интересах».
Как же оценивают Карзая и его правительство на Западе? «Афганистан никогда не будет выглядеть, как Миннесота», – заявил недавно конгрессмен-демократ Алан Грейсон. О преобразованиях в Афганистане и об укреплении афганской государственности сегодня говорят в значительно более сдержанном тоне, нежели прежде. И все же и в Вашингтоне, и в европейских столицах от кабульского правительства ждут многого. «Задача, стоящая сейчас перед Карзаем, – так формулирует эти ожидания Андрей Грозин, – кардинально оздоровить элиту страны и провести весьма существенные перестройки внутри афганского правящего класса, причем не на словах, а на деле».
Но достаточно ли у кабульского лидера для этого власти? «Проблема в том, – констатирует Андрей Грозин, – что афганская элита тоже расколота: в ней нет сильной группировки, четко ориентирующейся на Карзая». «Тем не менее, – продолжает политолог, – если ему удастся избавиться от многих представителей своего окружения – в том числе и состоящих с ним в родстве, то это упрочит его положение. Тогда он сможет инкорпорировать во властные структуры людей из, так сказать, второго эшелона. А если нет – социальная база режима будет сужаться и дальше».
Что случается с правителем в подобных случаях – тут за примерами далеко ходить не приходится.
...Тогда – почти полтора столетия назад – на положение дел в Афганистане, как и сегодня, влияли и международные факторы. Стоило главному идеологу военного вмешательства Бенджамину Дизраэли потерпеть положение на парламентских выборах, как британцы сразу же пошли на компромисс со своими былыми противниками среди афганской знати. Война закончилась, однако – правда не сразу, а более десяти лет спустя, – колониальные власти Великобритании решили провести рубеж, четко отделяющий индийские владения короны от неспокойного Афганистана. Так и возникла граница между Афганистаном и британской Индией. Точнее – той ее частью, которая впоследствии получит название Пакистана.
Тогда-то пуштунский народ и стал разделенным народом.
«Но однажды, – продолжает свой рассказ Петр Гончаров, – нашелся афганский правитель, на эту границу покусившийся. Равно как на обычаи, господствовавшие в Зоне племен. Это был эмир Аманулла. Вот лишь один пример: в нынешней провинции Пактия приграничные племена – речь идет, в частности, о племени джадран – не платили налогов с таможенных сборов. Точнее – собирали пошлину сами. И монарх решил наказать их, применив военную силу. Да, это была настоящая война. По завершении которой он повелел воздвигнуть в Кабуле памятник с надписью: «В ознаменование торжества разума над невежеством».
Конечно, эмир Аманулла, пришедший к власти в 1919 году, замахнулся не только на вольности приграничных племен. «Он был, – продолжает Петр Гончаров, – убежденным панпуштунистом, т.е. сторонником единства всех пуштунов, безотносительно к тому, по какую сторону границы они проживали».
И в то же время эмир Аманулла был приверженцем независимости страны. А потому неудивительно, что почти сразу же после его восшествия на кабульский престол началась война с Великобританией.
Но для борьбы требуются союзники – и эмир находит их в Москве. Уже в мае 1919 года началась Третья англо-афганская война, которую англичане в конце концов проиграли – хотя скорее по политическим причинам, нежели по военным. Но как бы то ни было, в августе того же года был подписан Равалпиндский договор, согласно которому Афганистан – впервые в новейшей истории – признавался независимым государством.
Каковы же были взгляды эмира Амануллы? В 1928 году он стал первым главой иностранного государства, посетившим СССР. Правда, дружил падишах не только с большевиками, но и с их врагами, например, со свергнутым Красной армией эмиром Бухарским. Впрочем, по мнению Петра Гончарова, не следует видеть здесь противоречия: Аманулла был движим пуштунским национализмом, и цель свою он видел в создании великой афганской державы.
…Трудно удержаться от параллелей с Петром и Екатериной. Впервые в истории афганцы едут учиться в Европу. В Кабуле открывается первая женская гимназия. А также первая школа, где преподавание ведется на иностранном – французском – языке.
К образованию дело, впрочем, не сводится. В стране принимается закон о частной собственности на землю. Созывается своеобразное учредительное собрание, на котором эмир возвещает об учреждении парламента. Утверждается первая конституция…
Почему же все эти реформы не увенчались успехом? Содержание армии и оплата иностранных специалистов – все это требовало расходов. А стало быть – вводились новые налоги. Бремя которых ложилось на меньшинства. И прежде всего – на таджиков.
В 1927 году – при идейной поддержке духовенства и на английские деньги – началось восстание. Его предводителем стал таджик по имени Бачайя Сакао. Собственно, в его отрядах и сражались главным образом таджики. Однако по мере развития событий к ним присоединились и пуштунские племена.
В 1929 году повстанцы захватили Кабул. Буквально накануне падения столицы Аманулла пообещал отменить реформы, отрекся от престола. Но все было тщетно. Пришлось срочно эвакуироваться из страны на британских самолетах. Началась жизнь в изгнании. Кстати, она оказалась долгой: умер Аманулла в 1960 году.
«И вот, – вспоминает Петр Гончаров, – не так давно я приехал в Кабул и попытался отыскать камень, когда-то установленный эмиром-реформатором в ознаменование победы над мятежным племенем в провинции Пактия. И – не смог. Спросил у знакомых и услышал, что, дескать, да, был камень, но куда-то пропал, а куда – не знаем».
Не слишком-то охотно вспоминают сегодня об Аманулле…
«Что же касается Карзая, – продолжает Петр Гончаров, – то ему надо помочь. Но помощь должна быть деловая – и, что не менее важно, она должна основываться на понимании ситуации. Чтобы, так сказать, не навредить больному… Вот один из примеров – проблема коррупции. Да, она издавна присуща афганскому обществу. Ведь это клановое общество. Вот, скажем, вождь племени становится министром. Кого он избирает себе в помощники? Разумеется, соплеменников. Это форма существования…»
При этом кабульский режим ведет войну. С кем же ему приходится воевать?
«Тут все не так просто, как может показаться, – констатирует Владимир Сажин. – Оппозиционных группировок очень много. Они разные – в том числе и этнически, хотя главным образом это пуштуны… Единая идеология у них есть, а вот единого центра, единого движения – военного или политического – нет. Недавно в Москве была конференция на эту тему, и ученые мужи не могли прийти к единому мнению: что же стоит за термином «Талибан»…
Об исторических корнях движения талибов читайте в следующих статьях нашей серии.
