Реакцию России на итоги выборов в Ираке можно назвать очень осторожной и даже вялой. Вялой потому, что общественное мнение в стране приковано пока к другой, куда более насущной внутренней социальной проблеме – монетизации льгот, и здесь основные политические игроки стремятся набрать сейчас максимум очков. А потому, в отличие, например, от украинской выборной полемики, пока не просматривается даже попытки публичной дискуссии: какой из сценариев развития ситуации в Ираке отвечает долговременным интересам России.
Еще в конце прошлого года президент России Владимир Путин позволил себе «официально засомневаться» в целесообразности проведения январских выборов в Ираке в условиях непрекращающихся терактов и общей нестабильности в этой стране. В итоге российская сторона не посчитала возможным послать в Багдад своих наблюдателей за ходом голосования. А в Москве, в отличие от других европейских городов, не открывались избирательные участки для иракцев, проживающих за рубежом.
Такая официальная позиция Кремля в целом отразила настроения в российском обществе. Многие российские газеты в конце января пестрели такими заголовками материалов по Ираку: «Выборы вслепую», «Выборы под пулями»… Акцент в этих публикациях делался на то, что, не обеспечив элементарной безопасности граждан, нельзя рассчитывать на легитимность избранных органов власти. В свою очередь, в телерепортажах ведущих федеральных каналов зачастую даже не упоминалось о высокой явке избирателей в курдских и многих шиитских районах Ирака. Не говорилось и том, что нынешние выборы это, по сути, первая попытка народного волеизъявления в Ираке за последние полвека, а, если по большому счету – то за всю многовековую историю этого государства. В качестве последнего подтверждения провала выборов был использован, к примеру, факт крушения британского военно-транспортного самолета. В общем, все это сильно напоминало почерк советского агитпропа.
Левые партии (КПРФ, «Родина») назвали иракские выборы «запредельным фарсом», а сегодняшний Ирак для американцев – «новым Вьетнамом». Однако пока никто из политиков не стал продолжать эту аналогию, задавшись логичным вопросом: а что принесет россиянам возможный уход американцев из «нового Вьетнама»? Какие экономические, политические, идеологические дивиденды получит Россия, если в постсаддамовском Ираке установится анархия терроризма, либо еще один режим исламского фундаментализма?
Исключением можно назвать заявление, сделанное для ИТАР-ТАСС бывшим советским лидером Михаилом Горбачевым. Он в частности сказал: «У всех было желание, чтобы эти выборы состоялись: это необходимо и народу Ирака, и другим странам». При этом Михаил Горбачев подчеркнул, что проблемы еще будут, и что, не решив проблему между суннитами и шиитами, невозможно решить проблему Ирака.
И уж совсем неожиданным, во всяком случае, внешне, можно назвать новое заявление президента Владимира Путина, который в понедельник, 31 января, на совещании правительства, отметил: «Условия, в которых готовились выборы в Ираке, были очень сложными. Вместе с тем, это шаг в правильном направлении, позитивное событие».
Возможно, эта официальная российская позиция будет детализирована на встрече президентов США и России в конце февраля нынешнего года.
А пока российские нефтяные компании, заинтересованные в заключении новых или продолжении прежних контрактов на разработку месторождений в Ираке, с тревогой и надеждой ждут, когда будет сформировано новое иракское правительство. И это еще раз свидетельствует о том, что после очередных демаршей в российской позиции по Ираку вновь возобладал осторожный прагматизм.
