Когда после двадцатилетнего изгнания Александр Исаевич Солженицын возвращался в Россию, вспоминались ли ему слова Евангелия «Несть пророка в отечестве своем»? Древняя мудрость не замедлила подтвердиться. Вскоре мы увидели на самой высокой трибуне отечества писателя, чей «Архипелаг ГУЛАГ» был для соотечественников те же, чем плач Иеремии и пророчества Исайи были для иудеев.
Солженицын говорил о перенесенных народом страданиях и совершенных народом преступлениях, призывал к покаянию и указывал на путь к спасению. Телеоператоры то показывали писателя, то панорамировали по залу Государственной Думы. Народные представители в зале ухмылялись, болтали друг с другом, ковыряли в зубах, ушах и носах, почесывались и только что не хрюкали.
Книги Солженицына, прежде запрещенные, стали издаваться на родине большими тиражами, но это произошло как раз тогда, когда начал рушиться миф о России как о самой читающей стране на свете. Выяснилось, что прежде читали, потому что по телевизору, кроме выступлений товарища Брежнева, смотреть было нечего. Теперь стало чего. Хочешь - смотри мексиканский сериал, хочешь - как Пугачева с Киркоровым обжимаются. Солженицыну дали было регулярное телевизионное время, но где ему соперничать с мексиканскими страстями и с попсой! Отечественный телевизионный экран у пророка отняли.
Перед возвращением на родину Солженицын написал и опубликовал замечательно мудрый трактат «Как нам обустроить Россию». Там ясно излагался единственно возможный путь к народовластию, единственно возможной основе достойного человеческого существования. Основная идея была проста: демократия прорастает снизу. Чтобы в округе были в порядке дороги и мосты, чтобы местные стражи порядка держали в страхе воров и хулиганов, а не честных обывателей, чтобы учителя хорошо учили в теплой школе, а врачи хорошо лечили в чистой больнице, чтобы у каждого была возможность прокормить семью своим трудом, надо чтобы люди в округе (назовите ее волостью или районом) сами всем этим управляли - своей полицией и больницами, школами и дорогами.
Все это не новые идеи. Так думали Чехов и Столыпин и все здравомыслящие люди старой России. Здоровое общество начинается с «корней травы».
Я неспроста употребил здесь американскую идиому «корни травы». Сдается мне, что в годы, проведенные в вермонтских лесах, Солженицын не был наглухо изолирован от американского окружения, как иногда думают. Его дети ходили в местную школу. Он платил местные налоги и видел, в каком прекрасном состоянии на его деньги поддерживаются дороги, по которым он ездит. Хотя как частный собственник он был вправе построить какой угодно забор вокруг своего имения, он достаточно глубоко проникся местным коммунальным духом, чтобы прийти на городскую сходку в своем крошечном Кавендише и обратиться к соседям с речью: попросить, чтобы не обижались, что отгораживается он не от них, а от назойливых посетителей издалека.
Идя на собрание местных жителей, он прекрасно знал, что в вермонтском городишке, по русским понятиям сельце, Кавендише, выше власти, чем это собрание, нет. Ни губернатор Вермонта, ни президент Соединенных Штатов не может запретить или разрешить кавендишцам делать, что они хотят, со своим городком и его окрестностями. Если, конечно, это не противоречит конституции страны.
Солженицын говорил о том, как по-человечески обустроить страну, но страна занималась не обустройством, а перестройкой. Чиновничья саранча, историческая беда России, которая в советское время время называлась партийно-государственным аппаратом, перестраивалась и в то же время разрасталась. Новому поколению чиновничества требовались новые, более прямые и эффективные способы высасывания соков из страны. Для этого требовалось нечто прямо противоположное общественной системе, выращенной от «корней травы», - иерархическая «вертикаль власти», сверху вниз, от Москвы до самых до окраин, а не наоборот.
Симптоматично и то циничное, ерническое отношение к Солженицыну, которое установилось в некоторых кругах интеллигенции. Вот в последнем номере газеты «Московские новости» я прочитал заметку о том, что в Калуге к 85-летию Солженицына на библиотеке, где он выступал, повешена мемориальная доска. Почему-то об этом не слишком выдающемся событии написано не нейтральным хроникерским тоном, а с каким-то бессмысленным посмеиванием. О юморе такого рода Алексей Толстой говорил: «Шутит, как овца гадит, мелко, но часто».
Я сказал, что такое отношение к Солженицыну симптоматично. Это симптом глубокой политической апатии, общественной импотенции, которая компенсируется цинизмом.
Почему я, при всем том, уверен, что Солженицына будут помнить и прочтут, и почтут не официальными цидулями от президента и патриарха, а признанием его художественного гения и исторической правоты? Да просто потому, что пророчества сбываются не на следующий день, а в исторической перспективе.
Нынешняя российская государственность может какое-то время продержаться - на командном окрике, на шовинистическом оболванивании, на нефтяной трубе, но не слишком долго, ибо, как она ни перестраивайся, это та же полицейско-бюрократическая система, что губила страну на протяжении по крайней мере двухсот лет. Будет разрастаться трещина от удара, который нанес системе «Архипелагом», «Иваном Денисовичем», «Матрениным двором», «Раковым корпусом», «Августом Четырнадцатого» Солженицын.
Вот уж поистине чье имя напишут на обломках самовластья.
