Разглядывая в журнале фотографию элегантной молодой женщины в кожаном пальто, снятой на улице фешенебельного бруклинского района Парк-Слоуп, я раздумывал, почему, читая ее нашумевшее сочинение, я был уверен, что автор - мужчина. Простое объяснение, что я не знаю индийских имен и не могу сказать, мужское или женское имя Джумпа Лахири, недостаточно. Нет, скорее всего дело в том, что основу сюжета романа «Тезка» [Jhumpa Lahiri The Namesake: A Novel, Houghton Mifflin Co] составляют сложные отношения отцов и сыновей. Именно отцов и сыновей, а не матерей и дочерей. Так читатель, не знающий русского языка, мог бы предположить, что «Анну Каренину» написала женщина.
Мысль о Толстом пришла на ум не случайно. Главный герой книги в юности сильно переживает, почему его не назвали именем Толстого, или Чехова, или Пушкина. Вот как это описывает Лахири (повествование ведется в форме настоящего времени): «Как ни мало он знает о русских писателях, он возмущен тем, что родители выбрали для него самого нелепого тезку. Лев (Лео) или Антон - с такими именами еще жить можно. Александр (сокращенно Алекс) - это было бы лучше всего. Но Гоголь - ведь это же звучит смешно. Несерьезное, непристойное имя! Больше всего его возмущает полная бессмыслица всего этого дела. Сколько раз хотелось ему сказать отцу, что это у отца Гоголь любимый писатель, а не у него».
«Тезка» - это история американского парня из семьи бенгальских иммигрантов. В силу стечения обстоятельств родители назвали его Гоголем. Дело в том, что по бенгальской традиции новорожденному даются два имени – «хорошее», которое проставляется в официальных документах и которым человек пользуется за пределами родного дома, и «домашнее» - для семьи и близких друзей.
Традиция также требует, чтобы выбор «хорошего» имени был предоставлен старейшему члену семьи. И вот, когда у американского профессора-бенгальца должен был родиться сын, весть об этом была послана семейному матриарху - бабушке в Калькутту. Бабушкино письмо почта потеряла. Тем временем подошло время родов. Срочно запросили Калькутту опять, но тут как раз бабушка заболела и умерла. Без имени ребенка нельзя было забрать из роддома, и отчаявшийся отец брякнул имя своего любимого писателя: Гоголь.
Рассказ о том, каким образом Гоголь стал любимым писателем бенгальского инженера, впоследствии американского профессора, составляет предысторию романа. Это рассказ об индийской, бенгальской интеллигенции, в чьей духовной жизни русская литература играла исключительную роль. Калькуттский мальчик с детства слышал от деда одно наставление: «Читай русских! Всегда читай русских писателей!» Он и читал аккуратные томики русских классиков в английских переводах с книжных полок деда. Когда дедушка совсем состарился и ослеп, перечитывал ему его любимых Толстого и Чехова вслух. Но самому ему особенно полюбился Гоголь. И однажды, когда он был уже студентом, Гоголь спас ему жизнь. В ночном поезде он перечитывал «Шинель», когда случилось крушение. Спавший сосед по купе погиб, а любитель Гоголя, поскольку бодрствовал, уцелел.
Таким образом, сюжет «Тезки» завязан на книгах, но роман этот, конечно, не о том, как один молодой человек настрадался с анекдотичным именем. Это очень американский роман, в том смысле, что Америка -иммигрантская страна, что миллионы американцев первого поколения вступают в жизнь со «странными именами», а точнее, с необходимостью найти себя в Новом Свете, не разрывая семейных, этнических, культурных связей.
Имя «Гоголь», которое девять из десяти современных американских подростков примут на слух за название интернетной поисковой системы «Google», становится в романе Лахири символом той унаследованной культурной идентичности, которую нужно понять, освоить и адаптировать к новой стране и новым временам.
Когда-то де Вогюэ, один из западных открывателей русской литературы, восторженно писал о России Толстого и Достоевского как хранительнице древней восточной мудрости. Мужики с берегов Волги ничем не отличались в глазах француза от йогов с берегов Ганга. Меж тем на берегах Ганга русских писателей читали по-английски. Впрочем, на хинди и на бенгали тоже.
В прологе фильма Луи Малля и Андре Грегори «Ваня на 42-й улице» (лучшей постановки «Дяди Вани» из всех, какие я только видел) зрители, приглашенные на генеральную репетицию «Дяди Вани», разговаривают в фойе. Среди обрывков диалогов мы слышим, как женщина в индийском сари говорит собеседнику: «Мой дедушка переводил Чехова на хинди в начале века». Эта реплика вскользь подготавливает нас к восприятию идеи универсальности великой русской литературы, одинаково понятной в Москве, в Калькутте и на 42-й улице Манхэттена.
В 80-е годы большой популярностью пользовался роман «Золотые ворота» другого американца индийского происхождения - Викрама Сета . В «Золотых воротах» (это название знаменитого моста в Сан-Франциско) изображалась жизнь сан-францисских «яппи», рано разбогатевших и рано разочаровавшихся в жизни. Роман был в стихах, написан онегинской строфой, и в сюжете проглядывали параллели с пушкинским романом в стихах.
Что ж, это и есть жизнь литературы в веках. Как сказал другой русский гений: «Вечные сны, как образчики крови, переливай из стакана в стакан».
