Линки доступности

Смерть Эдварда Саида, или энергия заблуждения - 2003-10-14


Двадцать четвертого сентября умер Эдвард Саид, американец и араб, историк литературы, оказавший огромное влияние на западное литературоведение и культурологию, и, вероятно, самый мощный интеллект в рядах борцов за независимость Палестины и против Израиля.

Про себя Саид говорил, что у него «две весьма отдельные жизни». Это было верно в нескольких смыслах. Он родился в Иерусалиме, но переехал в Америку подростком. Он был араб христианского вероисповедания. Он был профессор Колумбийского университета, необычайно эрудированный автор культурно-исторических исследований, прекрасный пианист и тонкий музыкальный критик. И он также был, наряду с такими отпетыми террористами, как Жорж Хабаш, членом Национального совета Палестины, одним из ближайших советников Ясира Арафата.

С Арафатом он, впрочем, порвал еще десять лет назад. Не из-за того, что у него вдруг открылись глаза на политическое лицо старого террориста, а из-за того, что Арафат согласился на выработанный в Осло проект мирного урегулирования отношений между Израилем и палестинцами. Этот проект, как известно, предлагал сосуществование двух независимых государств - еврейского и палестинского. Саиду такая идея была отвратительна. Он предлагал единое государство от ливанской до египетской границы. Считать он умел хорошо и понимал, во что превратится такое государство через одно, максимум два поколения. Он позировал для фотографов, как бы изготовившись метнуть камень в израильский танк. Камень в сильных пальцах пианиста произвел на весь мир должное впечатление.

Саид не был юдофобом. Когда бандиты Абу Аббаса захватили итальянский лайнер «Акилле Лауро» и для острастки сбросили за борт старого еврея-туриста в инвалидной коляске, Саид в публичном выступлении назвал Абу Аббаса «дегенератом». Как мне сдается, им вообще, несмотря на все его политические эскапады, двигала не националистическая страсть, а интеллектуальная, - то, что в другом контексте Раймон Арон назвал «опиумом для интеллигенции»: далеко зашедшая страсть к концептуализации, далеко заводящая вера в собственные теоретические построения.

Есть сходство между Эдвардом Саидом и Львом Гумилевым. И тот и другой с большой энергией и талантом исследовали историю Востока, разоблачая общепринятые клише и предрассудки, и представили в своих трудах картину куда более близкую к действительности, чем прежняя. И, не остановившись на этих достижениях, оба начали выстраивать на их основе широкомасштабные политические концепции опасного радикального характера. Пожалуй, политические идеи Саида и поопаснее, поскольку в них нет откровенно фантастических элементов, как у Гумилева.

Главный труд Саида «Ориентализм» вышел в 1978 году. В нем он замечательно показал, как в западном сознании формировался образ некоего обобщенного Востока - чувственного Востока с гаремами и одалисками, ленивого, потягивающего кальян Востока, жестокого, коррумпированного, тиранического Востока султанов, пашей, мамелюков и башибузуков. Этот образ Востока формировался в европейской литературе, живописи, музыке. Россия, кстати сказать, которую на Западе многие тоже причисляли к загадочному Востоку, поучаствовала в процессе «ориентализации» Востока. Тут и романы Марлинского, и полотна Верещагина, и цитируемое нарасхват «Восток - дело тонкое» из фильма «Белое солнце пустыни».

Саид пошел, однако, дальше историко-культурного анализа. Ориентализм, утверждал он, был орудием колониальной политики Запада. Цель романов Конрада, Киплинга, Форстера - усилить власть колонизаторов над жертвами колонизации. Собственно, в этой книге Саид и внедрил в молодое поколение американских интеллектуалов модные с тех пор идеи Франца Фанона и Мишеля Фуко о культуре как инструменте власти.

Еще дальше он пошел в книге, написанной через пятнадцать лет после «Ориентализма», - «Культура и империализм». Там он утверждает, что даже на вид аполитичные и не касавшиеся темы Востока писатели XIX - XX века, например, Джейн Остин, своими сочинениями легитимировали колониальную империалистическую политику. Казалось бы, какое отношение имеют семейные неурядицы провинциальных викариев и любовные драмы сельских сквайров к порабощению индусов! Как же, как же, а откуда чаек, который они попивают из своих веджвудских чашечек?

Эти «новые» идеи Саида на удивление близко подошли к тому, от чего даже советские идеологи начинали морщиться в 30-е годы прошлого века, - к вульгарно-социологическому марксизму: «Татьяна отказала Онегину по причине низкой производительности крепостного труда в условиях, предшествующих появлению промышленного пролетариата». Вот до чего договаривался Саид, цитирую: «Каждый европеец, когда он говорил о Востоке, был расистом и империалистом».

Критики указывали Саиду на то, что он игнорирует, например, колоссальное наследие европейского востоковедения, благодаря которому Запад испытал глубокое влияние Востока, а Востоку были возвращены его забытые или утерянные культурные сокровища. Указывалось и на то, что увлечение ориентализмом - в основном дело прошлого. Запад теперь знает о Востоке из книг индуса Найпола, пакистанца Рушди, японца Кавабаты, китайца Гао Синьцзяня - писателей, совсем не склонных потакать фантазиям западных любителей экзотики.

Саид был, возможно, последним выдающимся интеллектуалом XX века, которым двигала энергия заблуждения.

XS
SM
MD
LG