Линки доступности

«Умирающий зверь» Филипа Рота - 2001-12-04


В 1994 году лондонская «Санди таймс» попросила группу видных писателей, пишущих по-английски, назвать трех лучших современных романистов. Первую тройку составили три американца: Сол Беллоу и Джон Апдайк без труда набрали большинство голосов. Филип Рот, так сказать, еле-еле протиснулся в почетный триумвират. Многие критики писали тогда, семь лет тому назад, что он вообще был номинирован за прежние заслуги, что в 80-е - 90-е годы он превратился в пародию на самого себя, что его проза превратилась в не что иное как однообразную автобиографию, окрашенную в тона романтического отчаяния. Комплексованные отношения с отцом, комплексы по поводу своего еврейского происхождения и по поводу своих сексуальных причуд – ну сколько можно!

Как полагают многие, если бы опрос был проведен теперь, Рот без труда занял бы первое место. В середине 90-х годов произошло нечто в современной литературе беспрецедентное: в том возрасте, когда для стареющих писателей начинается закат таланта, Филип Рот начал писать лучше, чем прежде. Собственно говоря, многие критики полагают, что его последние книги – вообще лучшее из того, что он написал, включая даже классический роман «Жалобы Портного».

«Читая трилогию Рота, посвященную послевоенному американскому обществу, – пишет критик Джейсон Каули, – романы «Американская пастораль» (1997), «Я женился на коммунисте» (1998) и «Человеческое пятно» (2000) […], чувствуешь, что писатель, которому без малого семьдесят лет, горит желанием изобретательства. […] В результате его проза создает эффект странного резонанса современности, экзистенциальной лихорадки, знакомой нам по произведениям, скажем, Достоевского, Конрада или Селина, но давно исчезнувшей из американской прозы. Чем больше читаешь позднего Рота, тем более убеждаешься, что это письмо против небытия, что он пишет, как бы слыша тяжелое дыхание нагоняющей смерти за спиной».

Новый роман «Умирающий зверь» напитан мотивами болезни и смерти. Он представляет собой монолог (форма, блестяще использованная Ротом более тридцати лет тому назад в «Жалобе Портного») нью-йоркского критика-культуролога и преподавателя колледжа Дэвида Кепеша. Это старый персонаж Рота, но последний раз мы встречались с ним двадцать четыре года назад в другом романе-монологе «Профессор желания». Там Кепеш путешествовал в Прагу, где ему приснился многозначительный сон, что он переспал с девицей легкого поведения, которая оказывала подобные услуги Кафке. Тень Кафки вообще витает над этим персонажем Рота. Еще раньше, в романе 1972 года «Грудь», с Кепешем происходит кафкианская метаморфоза: он превращается (или в приступе безумия думает, что превращается) в гигантскую женскую грудь, беспомощный живой экспонат кунсткамеры.

В «Умирающем звере» фантасмагорические мотивы ранних романов о Кепеше претворяются в нечто значительно более реальное. Стареющий Кепеш, всю жизнь был верен идеалам сексуальной революции шестидесятых годов: никаких постоянных связей! Постоянство в любовных отношениях – форма рабства для мужчин и женщин. Ревность – глупый пережиток прошлого. Его последней подругой, за несколько лет до времени действия романа, была одна из его студенток, пышная красавица, американка кубинского происхождения Консуэла Кастильо. Время действия романа – это новогодняя ночь с 31 декабря 1999-го на 1 января 2000-го года. Старый и больной Кепеш собирается провести ночь в одиночестве за роялем, в то время, как люди во всем мире празднуют то, что они считают наступлением нового тысячелетия.

Отношения с Консуэлой, к которым возвращается мыслями Кепеш, обозначили полный провал его либертинской шестидесятнической философии. Он ревновал Консуэлу постоянно – к ее молодости, к ее любовникам, которые были до него и, несомненно, будут после, тогда как он неизбежно превращается в сморщенного старика, которому вскоре предстоит стать горстью праха.

Планам Кепеша на одинокую новогоднюю ночь не суждено осуществиться. Раздается телефонный звонок – вы угадали: звонит Консуэла. Она хочет зайти, чтобы поделиться кое-какими новостями. Она по-прежнему хороша собой, только почему-то носит на голове что-то вроде турецкой фески. Этот головной убор вскоре получает объяснение: волосы выпали в результате химиотерапии. У нее рак грудных желез. Предстоит операция, но болезнь диагностировали слишком поздно и, скорее всего, жить ей остается недолго. Остаток ночи они проводят вместе, в полуплатонических объятиях и разговорах, перед телевизором, по которому показывают праздничный карнавал в Гаване, на воображаемой родине Консуэлы, где ей не пришлось побывать.

Сюжет откровенно искусственный и мелодраматический, с откровенной иронией по отношению к старым романам о Кепеше, но он исполнен с таким безупречным мастерством, так несентиментально, что от читательского скепсиса не остается камня на камне.

Я закончу еще одной цитатой из критической статьи Джейсона Каули: «Рот бесстрашно – сам по себе. Он закоренелый нигилист. Все политические проекты переустройства мира обречены – вот скрытый смысл его последних романов. Его вымышленные alter ego – измученные сомнениями лишние люди, решительно приземленные, не склонные поднять голову и посмотреть на звезды, когда размышляют о тщетности желаний и неизбежности конца…» В этом парадокс писательской судьбы Филипа Рота: он создает мрачные безысходные картины на пике творческой энергии и мастерства.

XS
SM
MD
LG