Несколько лет назад, вспоминая встречу сотрудников «НТВ» с Владимиром Путиным, Евгений Киселев рассказал, как поразило его неожиданно мягкое рукопожатие этого спортивного, физически крепкого человека. Наблюдатель, более знакомый с нравами улицы, легко расшифровал бы смысл такого рукопожатия: «Да, мне приходится соблюдать правила вежливости, но не забывай, кто ты и кто я».
Понять сущность путинизма как системы тоже едва ли возможно, не расшифровав ее политического языка.
Противники Путина видят в нем разрушителя молодой российской демократии, сторонники, напротив, считают «человека из Питера» борцом с олигархами, восстановившим расшатанное государство.
Есть, однако, и третья точка зрения. «Генетическая связь в данном случае совершенно очевидна, - считает Андрей Пионтковский. - Путин был поставлен у власти Волошиным, Чубайсом и другими лидерами сегодняшней партии «бабла». Сегодняшняя модель российского капитализма начала складываться еще при Ельцине. И Путин ее не уничтожил - он просто изъял из нее двух-трех своих личных политических противников и поставил своих друзей и бывших сослуживцев во главе новых госкорпораций».
Собственно, Путин и был отобран Ельциным именно потому, что показался ему наиболее надежным защитником интересов «семьи». Возможно, свою роль здесь сыграла история с бывшим патроном «преемника» Анатолием Собчаком. «Петербургского экс-мэра уже почти что посадили, - вспоминает Пионтковский, - и Путин, воспользовавшись своим положением директора ФСБ, вывез его на самолете в Финляндию».
Другой, не менее ответственной проверкой наследника на прочность стало дело генерального прокурора Юрия Скуратова, вознамерившегося раскрыть финансовые тайны Кремля и остановленного с помощью вульгарного компромата. «Путина – директора ФСБ – и Степашина – министра внутренних дел - посадили перед телекамерами, - продолжает свой рассказ Андрей Пионтковский. - Надо было публично заявить, что, согласно результатам проведенной экспертизы, «человек, похожий на генпрокурора», запечатленный на видеопленке в обществе двух проституток, - действительно Юрий Скуратов. Степашин сидел весь красный, как рак, с опущенной головой, и было видно, что процедура эта ему крайне неприятна. Путин же докладывал четким, хорошо поставленным голосом».
«В итоге Ельцин в своем выборе не ошибся, - считает социолог Владимир Шляпентох: все свои личные обязательства по отношению к «семье» Путин выполнил. В то же время он полностью вытеснил ее представителей из политической жизни.
Удивляться этому, строго говоря, не приходится: придя к власти, отношения с российским обществом преемник Ельцина должен был налаживать сам. Преуспеть же в этом можно было, лишь работая на контрасте с предшественником.
«Новый, державный миф пришелся ко двору, поскольку прежний, либеральный, был полностью скомпрометирован, - констатирует Андрей Пионтковский. - Люди, стоявшие у власти на протяжении 10 лет и уверявшие, что внедряют в российское общество западные ценности, на глазах у всех занимались личным обогащением».
Впрочем, столпы либерального лагеря быстро заговорили на новом языке. Анатолий Чубайс заявил, что российская армия возрождается в Чечне, а Петр Авен опубликовал статью, в которой назвал Владимира Путина "новым русским чудом, концентрацией завышенных ожиданий и многолетних несбывающихся надежд".
Создать убедительный образ нового сильного лидера было тем легче, что преемником Ельцина оказался наименее известный из всех кандидатов. Весомой приметой путинского правления стала брутальная лексика «человека из Питера», беспрецедентная на российской политической сцене. Впрочем, некоторые аналитики сразу же обнаружили в его нарочитом «мачизме» недостаток спонтанности: еще в бытность Путина главой правительства историк и политолог Ирина Волкова вскрыла в его выступлениях «высокую роль спичрайтерского участия, направленного на «синхронизацию» речевых фигур премьера со вкусами и ожиданиями широкой публики». Это наблюдение относилось и к крылатому «мочить в сортире». «Очевидна навязанность этих слов Путину, их неадекватность его манере публичной риторики, - подчеркивала Ирина Волкова. По ее мнению, отличительная черта путинского стиля - не пристрастие к крепким выражениям, а «прямо противоположная установка на крайне щепетильную, на грани ханжеской, отсортировку «непристойных» выражений, типичную для этикетных представлений советского интеллигента в первом поколении».
Зато политический смысл путинского сквернословия будет с годами становиться все яснее. «Военная база на Кубе нам на х.. не нужна, однажды скажет президент лидеру КПРФ Геннадию Зюганову, подчеркнув тем самым различие в статусе между собой и собеседником: публично нарушать приличия позволено лишь первому лицу в государстве.
Здесь нетрудно узнать изрядно потускневшую традицию, возраст которой исчисляется столетиями, - и Петра Первого, с его «всешутейшим» собором, и даже Ивана Грозного, в «машкаре» пляшущего с опричниками.
Недвусмысленным был и первый сигнал Путина – еще премьер-министра – российскому обществу. «Как выйдут, так и сядут, - ответил он Светлане Сорокиной, поинтересовавшейся во время телеинтервью, как поступит новый глава правительства, если рабочие снова «выйдут на рельсы».
По мнению Владимира Шляпентоха, путинская риторика, в том числе имперская, была отчасти вызвана объективной необходимостью – страна отчаянно нуждалась в стабилизации, и здесь новый лидер сыграл несомненную положительную роль.
Иную точку зрения озвучивает журналистка Ольга Романова. «Путин и стабилизация – это два понятия, которые могли соединиться лишь по иронии истории. При таких ценах на нефть, как 60 -70, а то и 140 долларов за баррель, только ленивый не обеспечит стабилизации. Подобное прекрасно удавалось и брежневской геронтократии».
И все же путинский режим едва ли можно считать всего лишь упорядоченным вариантом ельцинского. «У Ельцина не было опоры, которую создал себе Путин, - продолжает Ольга Романова. – Не было опоры в лице силовиков, которым дали деньги и власть. Ведь сегодня любой следователь, любой прокурор, не говоря уже о судье, а тем более полковнике или генерале, - это огромная экономическая величина, имеющая рычаги влияния, имеющая реальную власть. И заметьте, Путин делает ставку на милицию, а не на армию: не случайно, что в декабре 2008 года, т.е. уже в момент экономического кризиса, оклады милицейских чинов - начиная с начальников отделов - были существенно повышены: минимальная надбавка составила 40 000 рублей».
Характерно, однако, что существенного ухудшения отношений между Россией и Западом в первые годы путинского правления не произошло. Напротив, кремлевское руководство поддержало, хотя и не всегда безоговорочно войну с терроризмом.
Символическим выражением сотрудничества в этой сфере стали демонстративно дружеские отношения между Владимиром Путиным и Джорджем Бушем.
Перелом наступил в феврале 2007 года.
«Соединенные Штаты во всех отношениях перешли границы», - заявил российский президент, выступая на ежегодной международной конференции по безопасности в Мюнхене.
Российский лидер обвинил США в «односторонних, нелегитимных действиях, не решивших ни одной проблемы" и в «навязывании своей системы права… другим государствам".
Тон и лексика Путина произвели ошеломляющее впечатление на слушателей. Строго говоря, с внешнеполитической точки зрения, его выступление едва ли можно было назвать триумфальным.
Министр иностранных дел Чехии Карел Шварценберг заметил даже, что Путин «ясно и убедительно доказал, почему НАТО должно расширяться».
Проблема, однако, заключалась в том, что в данном случае внешнеполитические заботы не были единственными, а возможно, и главными. Подходил к концу второй срок пребывания Владимира Путина на посту президента. Вопрос – останется ли он на третий срок, нарушив конституцию, или все-таки уйдет со своего поста - уже вовсю обсуждался не только в экспертных, но и в политических кругах.
Контуры новой операции «Преемник» уже вырисовывались, однако едва ли кто-то мог точно предугадать, как развернутся события.
