«Политика Москвы в отношении Тегерана остается противоречивой».
Под таким названием в Независимом пресс-центре прошла дискуссия, главными участниками которой стали заведующий отделом разоружения и урегулирования конфликтов Института международной экономики и международных отношений (ИМЭМО) Российской академии наук Александр Пикаев и профессор Московского государственного института международных отношений (МГИМО) Виктор Мизин.
Эта встреча с прессой не случайно совпала с пробным запуском в иранском Бушере первой очереди АЭС и приуроченным визитом на этот объект руководителя «Росатома» Сергея Кириенко. Как подчеркнул на встрече с российскими и иностранными журналистами политолог Александр Пикаев, Бушер давно, еще в 1990-е годы, стал символом российско-американских разногласий. Администрация Билла Клинтона настойчиво просила Москву закрыть этот проект. Тогда Россия не пошла на уступки.
Но при Джордже Буше, известном своим жестким подходом к иранской ядерной проблеме, Белому Дому и Кремлю удалось договориться. Тогда республиканская администрация сняла свои возражения по поводу строительства этой АЭС. Более того, президент Джордж Буш назвал Бушер неким прообразом будущего международного сотрудничества в сфере атомной энергетики. Это произошло потому, что после 2001-го года Россия стала очень жестко настаивать на том, чтобы Иран подписал протокол об отработанном ядерном топливе, которое бы поступало обратно на российские заводы для последующей переработки и хранения. А ведь это топливо представляет одну из главных проблем ядерного распространения. Из него можно выделить плутоний, необходимый для создания атомной бомбы.
Однако помимо Бушера сегодня Иран создает собственный топливный цикл на других национальных предприятиях, где работают центрифуги для обогащения урана. На первый взгляд, иранцы, обогащая уран, ничего не нарушают. Но возникает вопрос: зачем они это делают, если для Бушера это нелицензированное топливо непригодно, а других реакторов в Иране пока нет? Кроме того, добавил российский эксперт Александр Пикаев, Тегеран с самого начала не задекларировал ряд видов своей атомной деятельности. Это до сих пор порождает подозрения со стороны международного сообщества, и прежде всего - шести стран переговорщиков: США, России, Китая, Великобритании, Франции и Германии. И очень похоже, что Тегеран пытается просто выиграть время, не обращая внимание на резолюции Совета Безопасности ООН.
Другой российский эксперт по иранской ядерной проблеме профессор МГИМО Виктор Мизин отметил на пресс-конференции, что конечно, иранская ядерная программа с тревогой воспринимается в Москве. Россия вовсе не хотела бы иметь в своем «подбрюшье» новую ядерную угрозу от радикального религиозного режима. Однако Тегеран остается важным партнером для Москвы. Одно только военно-техническое сотрудничество с Ираном оценивается в 10 миллиардов долларов. Кроме того, мирная ядерная программа этой страны может принести новые экономические дивиденды.
Вот почему российская политика в отношении Тегерана, по мнению Мизина, остается очень непоследовательной. С одной стороны Москва говорит, что пока не видит никаких следов создания Тегераном ядерного оружия. С другой - Россия поддерживает все пять резолюций Совбеза ООН, смысл которых - заставить Иран приостановить обогащения урана. Эту противоречивость официальной позиции, по мнению профессора Виктора Мизина, можно объяснить борьбой различных российских ведомств, отвечающих за выработку политики на иранском направлении. Сказывается и традиционный антиамериканизм, который существует в массовом сознании россиян, в том числе, - формирующих национальные элиты.
Как реализация иранской ядерной программы может повлиять на будущее американо-российских отношений? Этот вопрос Русская служба «Голоса Америки» адресовала обоим московским экспертам. И здесь их мнения разделились. Профессор МГИМО Виктор Мизин посчитал, что Кремлю сегодня будет трудно вести успешный диалог с Белым Домом в этой области. Допустим, Россия поддержит более жесткую американскую позицию по Ирану, но что она получит взамен?
Отказ США от развертывания третьего позиционного района ПРО в Восточной Европе? Но ведь Вашингтон тогда резонно заявит, что этот район как раз и необходим для защиты от беспрецедентной ракетной модернизации Тегерана. И недавний запуск первого иранского спутника показал любому специалисту, что эта страна практически овладела технологией создания межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Кстати, заметил Виктор Мизин, там использованы технологии, которыми в свое время обладал только Советский Союз. Все это делает будущие российско-американские переговоры по Ирану очень долгими, трудными, но при этом внешне оформленными «гламуром улыбок».
В свою очередь политолог Александр Пикаев заявил, что Иран – это никакой не козырь в отношениях Москвы с Западом. Тегеран как ведущий игрок на мусульманском Востоке имеет самостоятельную ценность для Москвы. Он проявляет понимание российской политики, например, на Кавказе. Так было в годы войны в Чечне и во время недавнего конфликта в Южной Осетии. Общие позиции Москва и Иран демонстрируют по афганскому вопросу, и в частности - по отношению к Талибану. Вот почему, заключил Александр Пикаев, маловероятно, что уже на ближайших переговорах Барака Обамы и Дмитрия Медведева российская сторона согласится на какие-то новые подходы по Ирану вразрез своим очевидным национальным интересам.
