Шестьдесят два года назад, в 1947-м году, впервые прозвучали в эфире позывные Русской службы «Голоса Америки». Наталья Кларксон, долгие годы проработавшая руководителем службы, пришла на «Голос» в 1952 г.
Наталья Кларксон: Поначалу задачей «Голоса Америки» было участие в информационной борьбе во время Второй мировой войны, когда главным врагом была нацистская Германия. В 1942 году в первой передаче радиостанции было сказано, что новости могут быть плохими, или хорошими, но журналисты будут говорить своим слушателям правду. Этот принцип лег в основу нашей работы, и, я надеюсь, что «Голос Америки» не изменил ему и сегодня.
В первые годы войны передачи шли на немецком и английском языках. Побед у союзников еще не было, происходило одно поражение за другим, новости были плохими, и мы передавали плохие новости, – рассказывали все, как было. Потом ход войны переменился, а вместе с ним и новости.
Анна Леонидова: Русская служба была открыта уже после победы союзников во Второй мировой войне?
Н.К.: Да, когда война кончилась, началось то, что потом стали называть «холодной войной». Как сказал в свое время Черчилль, опустился железный занавес. То есть был пресечен обмен информации между Западом и Востоком, между Советским Союзом и остальным миром. Тогда было решено открыть канал информации для жителей СССР и, в первую очередь, для его русскоговорящих граждан. Так возникла Русская служба.
А.Л.: Поначалу «Русская служба» вещала на весь Советский Союз, позже она стала фокусироваться на слушателях в России.
Н.К.: Вскоре после начала русских передач, появились передачи на украинском, армянском, грузинском и узбекском. Но во всех частях Советского Союза слушали и русское вещание. Русские программы были более развернутыми, было больше часов вещания.
А.Л.: Когда Вы пришли на «Голос Америки», сколько часов вещания было у русских?
Н.К.: На Россию шел час в день из Мюнхена, из Западной Германии, а из Нью-Йорка (тогда мы вещали не из Вашингтона, а из Нью-Йорка), было, по-моему, два часа. Но, на протяжении последующих десятилетий, особенно в 80-х и 90-х годах, живые передачи на русском языке из Вашингтона шли 18 часов в сутки.
А.Л.: Это был пик присутствия в эфире?
Н.К.: Да. Он стал спадать уже после перестройки. Я начала руководить службой еще на пике ее деятельности. Пик продолжался до 93 г., но потом вещание стало сокращаться. Однако, главная задача – рассказывать России об Америке, – стояла, по-прежнему, остро.
А.Л.: За годы, проведенные на «Голосе», Вам пришлось работать с представителями разных волн российской иммиграции…
Н.К.: Когда я начинала, на «Голосе Америки» работали еще представители первой волны. Это были и бежавшие от революции и от её последствий; и бывшие социал-демократы; и представители революционных кругов. Потом, постепенно, появились люди из так называемой второй иммиграции, послевоенной. Затем – третья волна. И уже потом – диссиденты: и те, кто бежали сами, и те, кого выдворяли. Тогда уехали из Союза Солженицын, Аксенов, Войнович.
А.Л.: Однако, судьбы и чувства самих авторов программ не должны были влиять на тон и содержание вещания.
Н.К.: Факты мы не окрашивали никакими эмоциями. Были редакционные статьи, которые отражали мнение американского правительства по тому или иному вопросу. Но, когда мы проводили интервью или беседы за круглым столом с самыми различными людьми – диссидентами, представителями советской власти (их было очень немного), с американскими специалистами, – они, конечно, выражали свои личные мнения и чувства.
А.Л.: Сегодня изменился формат нашего присутствия в России. Мы стараемся идти в ногу со временем – интернет, видео и аудио-файлы.
Н.К.: Меняется формат, но не должен меняться смысл нашей деятельности, в качестве источника информации о Соединенных Штатах. Что представляет собой наша страна, в чем заключается её политика, – это нужно, по-прежнему, объективно сообщать слушателям, зрителям, читателям в России и в тех республиках, где русский язык по-прежнему используется. В этом отношении, мне кажется, предельное сокращение программ «Голоса Америки» – было неправильным.
А.Л.: Из тех времен, когда эпоха интернета еще не наступила, и единственным продуктом «Голоса Америки» были радиопрограммы, есть ли что-то такое, что особо запомнилось, что Вы вспоминаете с удовольствием и сегодня?
Н.К.: Я очень многое вспоминаю с улыбкой удовлетворения и радости. Я всю жизнь провела с «Голосом Америки»… Но сейчас на память приходит такая история. Как-то однажды, в те дни, когда все переменилось, к полному удивлению и Запада, и самого Советского Союза, у меня раздается телефонный звонок. Звонит мне бывший руководитель государственного радио, который в одном крупном городе России приватизировал существующие радиостанции. Звонит и говорит: «У нас 24 часа эфира в сутки, и мы пытаемся его заполнить. Можем транслировать ваши программы». Мы ответили согласием, и я поехала в этот город, в свою первую поездку в Россию.
Каково же было мое изумление, когда я узнала, что радиостанции, которыми этот человек владеет, – бывшие «глушилки», созданные для того, чтобы наши передачи глушить. Прихожу я на бывшую «глушилку», разговариваю с техниками, с теми, которые нас в свое время глушили, теперь – транслируют. Говорю: «Меня всегда одна вещь интересовала. Нам вот рассказывают, что иногда ничего не слышно, один гул и свист, а потом вдруг щелчок – и слышно хрустально чисто. Как это объяснить?» Они хохочут. «Все очень просто, – говорят, – когда какая-то программа нас интересовала, мы выключали глушилку и слушали».
Я не называю ни город, ни место, мало ли что. Теперь, говорят, гайки в России снова затягиваются, так что я предпочитаю не называть имен. По старой привычке.
