Приблизительно за 20 часов до гибели – в интервью вебсайту «Кавказский узел» – Станислав Маркелов рассказал о своих планах на ближайшее будущее. Мириться с досрочным освобождением Юрия Буданова адвокат не собирался: Маркелов намеревался не только возбудить против убийцы Эльзы Кунгаевой дела по другим эпизодам; он прямо заявлял, что собирается обратиться в Страсбургский суд.
«Да я и сам буквально за несколько дней до убийства обсуждал с ним решение об освобождении Буданова в эфире одной из зарубежных радиостанций», – вспоминает главный редактор «Кавказского узла» Григорий Шведов.
Итак, намерения адвоката ни для кого не были секретом – в том числе, надо полагать, и для его врагов. Может быть, именно поэтому двойное убийство в центре Москвы – убийство самого адвоката и сопровождавшей его журналистки Анастасии Бабуровой – не вызвали дискуссий в юридическом и журналистском сообществе России: политическая подоплека этой акции слишком очевидна.
В определенном отношении расправу с Маркеловым можно считать беспрецедентным событием. «Даже по воровским законам нельзя убивать следователя, судью, адвоката, – подчеркивает известный юрист Борис Кузнецов. – Это не значит, конечно, что этого никогда не происходило. Но в адвокатуре есть направление, которое смыкается с правозащитной деятельностью. Я имею в виду таких адвокатов, как Анна Ставицкая, Юрий Шмидт, Генри Резник, Карина Москаленко. Убийство адвоката такого уровня и такого направления деятельности совершено впервые. И это – очевидный вызов обществу».
Убийство Маркелова – не что иное, как своеобразная демонстрация силы, считает Григорий Шведов. Задумали же ее, по словам правозащитника, «люди, организовавшие, к примеру, убийство жителя Чечни, уехавшего в Катар. Или те, что обвиняются в организации убийства Литвиненко в Великобритании». На это указывает даже место преступления.
«Обратите внимание, – подчеркивает Григорий Шведов, – это случилось в трех-четырех минутах езды на автомобиле – даже без мигалок, даже без сопровождения – от въезда в Кремль, от главного въезда, через который и въезжают туда все наши большие начальники. Трудно усомниться в том, что это двойное убийство было снято не на одну видеокамеру».
О целях, преследуемых организаторами физического устранения Маркелова, долго гадать не приходится. «Это убийство не решает ни проблем самого Буданова, ни проблем власти, ни проблем правосудия, – убежден Борис Кузнецов. – Зато налицо попытка запугать адвокатуру». И, по мнению известного юриста, необходимо признать, что в определенной степени сделать это удается.
«Я могу судить по своему собственному делу, – говорит Кузнецов. – Когда оно было возбуждено, ведущие адвокаты высказали свою точку зрения. Однако затем интерес к нему упал – и не только со стороны общества или прессы, что вполне естественно, – но со стороны адвокатского сообщества. Оно бездействовало и бездействует. Вывод очевиден: адвокатура не может себя защитить».
Несомненно, однако, что адвокатское сообщество – далеко не единственная мишень, в которую метили убийцы. Характерна реакция, которую досрочное освобождение Буданова и убийство Маркелова вызвали в Чечне.
«Это уникальный случай, когда власти республики и правозащитники – я говорю не о гонго, а о реальных правозащитниках, – оказались едины, – отмечает Григорий Шведов. – Причем объединило их убеждение в том, что Буданов виновен не только в убийстве Эльзы Кунгаевой, и что есть все основания для возбуждения против него других уголовных дел».
Иными словами, досрочное освобождение Буданова и расправа с Маркеловым уже внесли свои коррективы в развитие событий на Кавказе.
Нынешняя стадия кавказского кризиса началась в августе, когда после пятидневной войны с Грузией российское руководство признало независимость Южной Осетии и Абхазии. И почти сразу же среди экспертов начались острые дискуссии о долгосрочных последствиях этого решения. Одни полагали, что прецедентом не замедлят воспользоваться северокавказские республики, иными словами, что следует ожидать эффекта домино. Другие же, напротив, были уверены, что новая кавказская дипломатия Кремля будет способствовать лишь дальнейшему укреплению центральной власти.
По мнению Григория Шведова, сегодня уже нет сомнений в том, что события на Кавказе развиваются по первому сценарию.
«В полинациональных, или полиэтничных, северокавказских республиках распределение важнейших должностей происходит в значительной степени по этническому признаку, – напоминает главный редактор «Кавказского узла». – И недостаточное представительство того или иного народа в органах власти может иметь далеко идущие политические последствия. Именно такова на протяжении многих лет была участь черкесского народа, и это обстоятельство начинает все сильнее влиять на положение дел в самом неспокойном регионе Российской Федерации».
Официально черкесы проживают в Карачаево-Черкесии, и численность их не превышает 50 800 человек. В действительности, однако, дело обстоит сложнее: черкесы, кабардинцы (проживающие в Кабардино-Балкарии) и адыгейцы (население Адыгеи) исторически составляют одну этническую общность, традиционно именуемую адыгами. Российское покорение Кавказа имело для адыгов особенно трагические последствия: сотнями тысяч погибших в Кавказской войне дело не ограничилось; черкесов неоднократно переселяли, а не желавшие подчиниться новой власти переплывали на лодках в Турцию. Что, разумеется, вело к стремительному уменьшению адыгского населения Кавказа.
Властители Советского Союза продолжили эту политику новыми средствами: адыгское население оказалось разделено по трем автономным республикам – так, чтобы ни в одной оно не составляло устойчивого большинства. Однако сознание своего исторического единства никогда не покидало адыгов. А сегодня его достижение неожиданно стало политическим лозунгом. И условия для этого создала новая кавказская политика Кремля.
«Прошлой осенью произошло просто невероятное обострение черкесского вопроса, – рассказывает Григорий Шведов. – На протяжении многих лет черкесское население довольно пассивно выражало свое недовольство тем, что, поскольку черкесы мало представлены во властных структурах, они не имеют ни тех прав и привилегий, на которые рассчитывают, ни, по существу, даже возможности получать образование. Однако после признания независимости Южной Осетии ситуация кардинально изменилась».
В ноябре прошлого года состоялся чрезвычайный съезд черкесов. «На нем, подчеркивает главный редактор «Кавказского узла», – была принята декларация, в которой говорится, что черкесское сообщество хочет выделяться в отдельный субъект, в отдельный регион. Трактуется эта мысль по-разному: одни считают, что речь идет о субъекте Российской Федерации, тогда как другие многозначительно молчат, давая понять, что в дальнейшем вопрос о взаимоотношениях с Российской Федерацией будет решаться на основании новых решений, которые примет черкесское сообщество. Но, так или иначе, джинн, что называется, из бутылки выпущен. О чем бы ни шла речь – об автономии черкесов в рамках сегодняшней Карачаево-Черкесии или о создании Черкесской республики в составе Ставропольского или Краснодарского края – ясно одно: для региона подобное развитие событий является революционным».
Итак, «революционное развитие» вместо обещанной стабилизации – таков промежуточный итог августовской демонстрации силы на Кавказе. Произошедшие с тех пор события дают немало поводов задуматься о различиях между мотивами действий и их историческими последствиями.
