В далеком шестьдесят шестом Эльдар Рязанов снял свой знаменитый фильм «Берегись автомобиля», который без преувеличения можно назвать кладезем премудрости для всякого, кого интересует феномен коррупции в Советском Союзе. Юрий Деточкин, опустошавший гаражи нечистых на руку сограждан, не случайно сделался всенародным любимцем. Порой кажется, что он и сам стесняется своей ослепительной нравственной чистоты. Эту застенчивость не следует, однако, преувеличивать: Робин Гуд-шестидесятник с робкой улыбкой старшеклассника вполне сознает, насколько он привлекателен для окружающих.
Впрочем, всеобщая готовность прощать ему весьма существенные прегрешения говорит сама за себя. Ведь Деточкин не только вор – как бы отвратительны ни были (или ни должны были казаться) его жертвы. И не только прогульщик, т.е., нарушитель трудовой дисциплины. Значительно важнее то, что он – завзятый обманщик, к тому же обманывающий самых близких людей. Тем не менее, горячая симпатия к нему объединяет всех достойных персонажей фильма – от матери с невестой до начальства со служителями правопорядка. Строго говоря, удивляться этому не приходится: у кого же в глубинах подсознания не примостилось убеждение, что, борясь с жуликами и расхитителями, наивно рассчитывать на государство и что победить их под силу лишь герою – неотразимо обаятельному, хотя и небезупречному?
Мздоимство чиновников – привычный сюжет для российской истории. И одновременно – чрезвычайно болезненный. С кем угодно могли справиться отечественные самодержцы – что московские, что питерские: и с разномастными интервентами, и с упрямыми раскольниками, и с гвардейскими офицерами, от французских гувернеров, заразившихся либерализмом. Существовала, однако, сила, сражаться с которой они были бессильны: казнокрадство преданных слуг. Не случайно в минуты откровенности некоторые их них сравнивали стихию воровства с революционной, не в силах определить, какая опаснее.
«Конечно, Рылеев и его сообщники со мной не сделали бы этого!» – воскликнул, по свидетельству современников, Николай Первый, узнав об очередном хищении в особо крупных размерах – учинил его в 1853 году директор канцелярии инвалидного фонда Александр Политковский.
Углубление коррупции, равно как и негодование, которое она вызывала в обществе, издавна были верными приметами приближающегося кризиса.
Не стала исключением и горбачевская перестройка, к которой восходит история нынешнего российского общества. И сенсационные публикации о недопустимых привилегиях партаппарата, и образ Ельцина, с революционной решимостью предпочитавшего троллейбус привычному «членовозу», в равной степени стали символами борьбы за перемены.
Значительно менее известно другое: именно в годы перестройки без лишнего шума был принят закон о предприятии, согласно которому доходы от деятельности предприятия фактически превратились, по словам Андрея Пионтковского, в личную собственность его директора.
Следует упомянуть и о закрытом решении политбюро о коммерческой деятельности партии.
Неудивительно, что историческим результатом борьбы с привилегиями стало невиданное прежде социальное расслоение, а вместе с ним – и беспрецедентный рост привилегий правящей элиты.
Размышляя о причинах случившегося, трудно не задаться вопросом: а почему вообще советская бюрократия решилась на перестройку? По мнению Андрея Пионтковского, одной из причин тому стало несоответствие социального статуса и престижа номенклатуры, с одной стороны, и их материального выражения – с другой.
«Представьте себе, – продолжает Андрей Пионтковский, – что вы член политбюро в середине 80-х. Вы начинаете ездить на Запад, причем не только по государственной линии. Известно, к примеру, что Горбачевы часто отдыхали в Италии. И вот вы убеждаетесь, что ваш уровень жизни не выше, чем у задрипанного профессоришки провинциального европейского или американского университета, притом, что сами-то вы – один из пяти самых могущественных людей в Советском Союзе».
В постсоветские времена это несоответствие было ликвидировано.
«При Ельцине госсобственность переходила в частные руки – в частности, благодаря коррупции. Более того, происходила приватизация отдельных функций государства», – подчеркивает эксперт Института экономики переходного периода Кирилл Рогов.
Эта приватизация отразилась на жизни миллионов. Особенно болезненно затронув тех, кто пытался противостоять беззаконию.
О некоторых из них вспоминает адвокат Борис Кузнецов. Судьба российского военно-морского флота в 1992 – 1996 годах представляется ему чрезвычайно характерной для ельцинских времен.
«Я защищал некоторых высокопоставленных должностных лиц военно-морского флота России, – рассказывает юрист, – адмирала Игоря Хмельнова, начальника главного штаба ВМФ, а прежде – командующего Тихоокеанским флотом. Я защищал адмирала Олега Ерофеева, командовавшего Северным флотом. И, наконец, я защищал и продолжаю защищать контр-адмирала Юрия Кличугина, занимавшего пост начальника вспомогательного флота ВМФ России. Эти три адмирала противостояли продаже кораблей. Хищения были чудовищные: достаточно сказать, что в 1992 -1996 гг. на Тихоокеанском флоте было продано 110 кораблей и судов, в том числе три авианосца. Причем проданы они были за сумму, чуть превышающую 30 миллионов долларов».
Борцы с хищениями сами оказались, однако, на скамье подсудимых. Кличугина, к примеру, обвинили, что он продал судно-док за 21 миллион 285 тысяч долларов США. Судно и в самом деле было продано норвежской фирме – такое указание Кличугин получил от главкома ВМФ адмирала Феликса Громова.
«По предварительной договоренности сумма продажи составляла 26 миллионов долларов, – уточняет Борис Кузнецов, – а продал он за 21. Поступил он так лишь потому, что по условиям договора судно должно быть продано в отремонтированном виде и иметь все документы, дающие ему право заходить в иностранные посты».
Правда, в тюрьму контр-адмирал Кличугин не попал. Его лишь отправили в отставку – и продолжают взыскивать пресловутые 4,8 миллиона долларов. По словам адвоката, чтобы выплатить эту сумму адмирал сможет, лишь прожив две с половиной тысячи лет.
Почему же борьба Кличугина и других адмиралов с хищениями во флоте завершилась так бесславно?
Сформировавшиеся в годы ельцинской вольницы, компании и холдинги начали переходить под частичный контроль государства.
Что же произошло с коррупцией?
По мнению Кирилла Рогова, в 2000-е годы существенно изменился ее характер: в отличие от прошлых лет, сегодня коррупционные механизмы характерны в первую очередь не для частной, а для государственной или полугосударственной собственности.
Особенности нового режима с предельной наглядностью проявились уже в момент его становления – и прежде всего в деле НТВ, считает Борис Кузнецов. «Гусинского вынудили продать НТВ на условиях, благоприятных для покупателя, – под угрозой привлечения к уголовной ответственности, – подчеркивает адвокат.
«Самое интересное, – продолжает он, – что все это оказалось в одном документе, который подписал один из высших правительственных чиновников. И Гусинский был вынужден продать свой бизнес. Вот пример непосредственного участия государственных чиновников в разрешении различных вопросов связанных с бизнесом. Что же это, как не разновидность коррупции?»
Если иметь в виду первоначальное значение термина, т.е. «испорченность», то спорить тут, разумеется, не приходится. Однако и сам Борис Кузнецов уверенно говорит о том, что коррупция в современной России носит системный характер. Что же это за система, с неизбежностью предполагающая испорченность правящей элиты?
В следующем очерке нашей серии мы попытаемся ответить на этот вопрос.
Впрочем, всеобщая готовность прощать ему весьма существенные прегрешения говорит сама за себя. Ведь Деточкин не только вор – как бы отвратительны ни были (или ни должны были казаться) его жертвы. И не только прогульщик, т.е., нарушитель трудовой дисциплины. Значительно важнее то, что он – завзятый обманщик, к тому же обманывающий самых близких людей. Тем не менее, горячая симпатия к нему объединяет всех достойных персонажей фильма – от матери с невестой до начальства со служителями правопорядка. Строго говоря, удивляться этому не приходится: у кого же в глубинах подсознания не примостилось убеждение, что, борясь с жуликами и расхитителями, наивно рассчитывать на государство и что победить их под силу лишь герою – неотразимо обаятельному, хотя и небезупречному?
Мздоимство чиновников – привычный сюжет для российской истории. И одновременно – чрезвычайно болезненный. С кем угодно могли справиться отечественные самодержцы – что московские, что питерские: и с разномастными интервентами, и с упрямыми раскольниками, и с гвардейскими офицерами, от французских гувернеров, заразившихся либерализмом. Существовала, однако, сила, сражаться с которой они были бессильны: казнокрадство преданных слуг. Не случайно в минуты откровенности некоторые их них сравнивали стихию воровства с революционной, не в силах определить, какая опаснее.
«Конечно, Рылеев и его сообщники со мной не сделали бы этого!» – воскликнул, по свидетельству современников, Николай Первый, узнав об очередном хищении в особо крупных размерах – учинил его в 1853 году директор канцелярии инвалидного фонда Александр Политковский.
Углубление коррупции, равно как и негодование, которое она вызывала в обществе, издавна были верными приметами приближающегося кризиса.
Не стала исключением и горбачевская перестройка, к которой восходит история нынешнего российского общества. И сенсационные публикации о недопустимых привилегиях партаппарата, и образ Ельцина, с революционной решимостью предпочитавшего троллейбус привычному «членовозу», в равной степени стали символами борьбы за перемены.
Значительно менее известно другое: именно в годы перестройки без лишнего шума был принят закон о предприятии, согласно которому доходы от деятельности предприятия фактически превратились, по словам Андрея Пионтковского, в личную собственность его директора.
Следует упомянуть и о закрытом решении политбюро о коммерческой деятельности партии.
Неудивительно, что историческим результатом борьбы с привилегиями стало невиданное прежде социальное расслоение, а вместе с ним – и беспрецедентный рост привилегий правящей элиты.
Размышляя о причинах случившегося, трудно не задаться вопросом: а почему вообще советская бюрократия решилась на перестройку? По мнению Андрея Пионтковского, одной из причин тому стало несоответствие социального статуса и престижа номенклатуры, с одной стороны, и их материального выражения – с другой.
«Им самим были смешны их привилегии, – вспоминает аналитик. – В чем, собственно, заключались преимущества самых высокопоставленных чиновников КПСС по сравнению с остальными? Микояновские сосиски в цековском буфете, возможность раз в год купить какую-то необыкновенную шапку и госдача, которую, кстати, нельзя было передать по наследству – вот и все».
Ветер перемен ощущался, однако, и на партийном Олимпе.«Представьте себе, – продолжает Андрей Пионтковский, – что вы член политбюро в середине 80-х. Вы начинаете ездить на Запад, причем не только по государственной линии. Известно, к примеру, что Горбачевы часто отдыхали в Италии. И вот вы убеждаетесь, что ваш уровень жизни не выше, чем у задрипанного профессоришки провинциального европейского или американского университета, притом, что сами-то вы – один из пяти самых могущественных людей в Советском Союзе».
В постсоветские времена это несоответствие было ликвидировано.
«При Ельцине госсобственность переходила в частные руки – в частности, благодаря коррупции. Более того, происходила приватизация отдельных функций государства», – подчеркивает эксперт Института экономики переходного периода Кирилл Рогов.
Эта приватизация отразилась на жизни миллионов. Особенно болезненно затронув тех, кто пытался противостоять беззаконию.
О некоторых из них вспоминает адвокат Борис Кузнецов. Судьба российского военно-морского флота в 1992 – 1996 годах представляется ему чрезвычайно характерной для ельцинских времен.
«Я защищал некоторых высокопоставленных должностных лиц военно-морского флота России, – рассказывает юрист, – адмирала Игоря Хмельнова, начальника главного штаба ВМФ, а прежде – командующего Тихоокеанским флотом. Я защищал адмирала Олега Ерофеева, командовавшего Северным флотом. И, наконец, я защищал и продолжаю защищать контр-адмирала Юрия Кличугина, занимавшего пост начальника вспомогательного флота ВМФ России. Эти три адмирала противостояли продаже кораблей. Хищения были чудовищные: достаточно сказать, что в 1992 -1996 гг. на Тихоокеанском флоте было продано 110 кораблей и судов, в том числе три авианосца. Причем проданы они были за сумму, чуть превышающую 30 миллионов долларов».
Борцы с хищениями сами оказались, однако, на скамье подсудимых. Кличугина, к примеру, обвинили, что он продал судно-док за 21 миллион 285 тысяч долларов США. Судно и в самом деле было продано норвежской фирме – такое указание Кличугин получил от главкома ВМФ адмирала Феликса Громова.
«По предварительной договоренности сумма продажи составляла 26 миллионов долларов, – уточняет Борис Кузнецов, – а продал он за 21. Поступил он так лишь потому, что по условиям договора судно должно быть продано в отремонтированном виде и иметь все документы, дающие ему право заходить в иностранные посты».
На ремонт требовались деньги – а их на флоте не было. Тогда-то, по словам Бориса Кузнецова, Кличугин и продал судно за 21 миллион 285 тысяч долларов, разумеется, согласовав свое решение и с руководством ВМФ, и с минобороны. Правомочность этой сделки была позднее подтверждена всеми руководителями, включая тогдашнего министра обороны Павла Грачева. И, несмотря на это, Кличугина посадили, взыскав с него 4,8 миллиона долларов.
«Вот заслуженному адмиралу, прослужившему на флоте в общей сложности 42 года, и сплели, как говорят в народе, лапти», – поясняет юрист. О том, почему так случилось, долго гадать не приходится: занимая должность начальника вспомогательного флота, Кличугин выявил многочисленные случаи хищений. И, как рассказывает Борис Кузнецов, речь при этом шла непосредственно о руководстве военно-морского флота и министерства обороны.Правда, в тюрьму контр-адмирал Кличугин не попал. Его лишь отправили в отставку – и продолжают взыскивать пресловутые 4,8 миллиона долларов. По словам адвоката, чтобы выплатить эту сумму адмирал сможет, лишь прожив две с половиной тысячи лет.
Почему же борьба Кличугина и других адмиралов с хищениями во флоте завершилась так бесславно?
По мнению Бориса Кузнецова, ответ очевиден: у тех, с кем они боролись, есть покровители: «Имена этих покровителей очень хорошо известны. Например, это бывший главный военный прокурор Александр Савинков, по существу, инициировавший все эти судебные процессы против адмиралов. И, конечно же, я абсолютно убежден, что это все делалось не за красивые глаза».
Но вот времена бесконтрольной приватизации ушли в прошлое. В Кремле зазвучали грозные речи об укреплении властной вертикали и о необходимости обуздать зарвавшихся олигархов. Снова пограбить награбленное – это было так привычно и традиционно.Сформировавшиеся в годы ельцинской вольницы, компании и холдинги начали переходить под частичный контроль государства.
Что же произошло с коррупцией?
По мнению Кирилла Рогова, в 2000-е годы существенно изменился ее характер: в отличие от прошлых лет, сегодня коррупционные механизмы характерны в первую очередь не для частной, а для государственной или полугосударственной собственности.
Особенности нового режима с предельной наглядностью проявились уже в момент его становления – и прежде всего в деле НТВ, считает Борис Кузнецов. «Гусинского вынудили продать НТВ на условиях, благоприятных для покупателя, – под угрозой привлечения к уголовной ответственности, – подчеркивает адвокат.
«Самое интересное, – продолжает он, – что все это оказалось в одном документе, который подписал один из высших правительственных чиновников. И Гусинский был вынужден продать свой бизнес. Вот пример непосредственного участия государственных чиновников в разрешении различных вопросов связанных с бизнесом. Что же это, как не разновидность коррупции?»
Если иметь в виду первоначальное значение термина, т.е. «испорченность», то спорить тут, разумеется, не приходится. Однако и сам Борис Кузнецов уверенно говорит о том, что коррупция в современной России носит системный характер. Что же это за система, с неизбежностью предполагающая испорченность правящей элиты?
В следующем очерке нашей серии мы попытаемся ответить на этот вопрос.
