В наступившем году исполнится 20 лет, как в Советском Союзе впервые прошли парламентские выборы (тогда еще в Верховный Совет) на альтернативной основе. Этому событию и последовавшей затем реконструкции политической системы в республиках бывшего СССР была посвящена исследовательская работа, которую полтора года вел в Москве профессор политологии университета Джорджа Вашингтона Генри Хейл.
Сразу после новогодних праздников, перед отъездом профессора Генри Хейла домой, в Вашингтон, Русская служба «Голоса Америки» попросила его рассказать об основных результатах проделанной им научной работы.
Марк Львов: Что, на ваш взгляд, общего, и в чем различия в тех изменениях, которые произошли в политических системах стран бывшего СССР за последние годы?
Генри Хейл: Различия проявляются в том, насколько продвинулись те или иные страны на пути к открытой демократической модели. Конечно, больше всего успехов на этом пути у государств Балтии. Хотя проблемы есть и здесь. Например, в Латвии – с правами русскоязычного населения. Менее всего изменения коснулись таких стран, как Туркменистан, Узбекистан, Белоруссия. Ситуация в Казахстане и в России, разумеется, отличается в лучшую сторону. Наконец, определенные попытки сделать свою политическую систему более динамичной и открытой мы наблюдаем в Украине, Грузии, Кыргызстане.
Ну, а общая характеристика состоит в том, что в этих и других странах Содружества, в той или иной степени, сохранился институт так называемого «патронального президентства». Там, где после «цветной» революции система патронального президентского правления осталась (Кыргызстан, Грузия), никакого серьезного демократического прорыва не произошло. Но там, где революция демонтировала систему такого «патронажа», как это случилось в Украине, наметился вполне серьезный поворот к демократии.
М.Л.: Используемый вами термин – “patronalpresidentialism”, согласитесь, не очень привычен для русскоязычной аудитории. Расскажите подробнее, что вы вкладываете в понятие подобной политической конструкции?
Г.Х.: Эта конструкция характеризуется тремя отличительными элементами. Во-первых, президентскую власть глава государства получает в результате регулярных прямых выборов, на которых имеется хоть какая-то возможность альтернативного голосования. Во-вторых, такой президент обладает очень большими формальными полномочиями по сравнению с другими ветвями власти. И наконец, президент обладает набором неформальных полномочий, основанных на отношениях «патрон-клиент» на стыке государственной власти и экономики.
Такая система не является прямым наследием советского правления. Она была создана в 1990-е годы конкретными президентами и использовалась как мощное оружие, чтобы не допустить коллективного противодействия элит политическому режиму. Вместе с тем нет ничего удивительного, что в системе «патронального президентства» может возникнуть «революционная ситуация». И это мы наблюдаем на примере «цветных» революций в Киеве, Тбилиси и Бишкеке…
М.Л.: Такая ситуация может возникнуть, а может и нет. Насколько пример России является исключением из этого правила?
Г.Х.: Главное отличие российской ситуации в том, что здесь правящая элита никогда не теряла контроль над системой «патронального президентства». Это придает кремлевской группировке своеобразный ореол непобедимости. Все это дополнительно повышает и без того высокий рейтинг Путина, а также его способность определять ожидания элит относительно политического будущего России.
Правда, сейчас некоторые наблюдатели видят в новом президенте Дмитрии Медведеве человека с более демократическими взглядами, чем у Владимира Путина, и питают надежду на то, что новый глава государства откроет и новую эру либерализации. Конечно, нельзя исключить, что политической воли одного человека в течение длительного времени может оказаться достаточно, чтобы изменить систему. Однако следует помнить, что сама система способна оказывать очень сильное сопротивление и возвращаться в исходное положение.
Опыт стран, переживших «цветные» революции, показывает, что в большинстве постсоветских государств для подлинной демократизации чаще всего недостаточно просто появления лидера, провозглашающего приверженность демократическим идеалам. Демократизация с гораздо большей вероятностью происходит в результате институциональных изменений и создания по-настоящему эффективной системы сдержек и противовесов, которая уничтожает самую суть политики «патронального президентства», построенной по принципу «победитель получает все».
Те, кто стоит у власти, иногда могут быть лично заинтересованы в создании такого баланса сил, особенно если они не уверены, что могут положиться на тех, кому после их ухода достанутся огромные президентские полномочия. Кстати, именно так поступил бывший президент Украины Леонид Кучма, который еще до начала избирательной кампании 2004-го года сам предложил передать часть президентских полномочий парламенту.
М.Л.: Вы считаете, что нечто подобное возможно и в современной России?
Г.Х.: Сегодня мы видим в Москве другие тенденции. Но все течет и все меняется. Я полагаю, что и мировой финансово-экономический кризис может принести перемены в политическую жизнь России. Кроме того, именно создание эффективной системы сдержек и противовесов может стать гарантом стабильного эволюционного развития России как демократического европейского государства с рыночной экономикой. К такому выводу подводят и результаты моих исследований. И я надеюсь, что уже дома, в Соединенных Штатах, эти исследования лягут в основу моей монографии и нового курса лекций для студентов в моем родном университете.
