Линки доступности

Дни памяти Ростроповича в Вашингтоне


В Вашингтоне с 12 по16 октября проходят дни памяти Мстислава Ростроповича.

Поминальная служба в вашингтонском соборе святого Иоанна Предтечи, концерт классической музыки в исполнении музыкантов стипендиатов Фонда Ростроповича, фотовыставка, вечер воспоминаний в Библиотеке Конгресса США – это основные события, в рамках программы «Посвящение Мстиславу Ростроповичу».

Ростропович был фактически изгнан из СССР в 1974 году, лишен советского гражданства в 1978-м. Его пригласили в Вашингтон. Он возглавил Вашингтонский национальный симфонический оркестр и семнадцать сезонов был бессменным дирижером и художественным руководителем этого знаменитого оркестра. Прожив долгие годы в столице США, он сроднился с этим городом, в Вашингтоне осталось много близких ему людей.

Своими воспоминаниями о великом музыканте Мстиславе Ростроповиче (который здесь, за границей, просил называть себя просто Слава) поделился с Русской службой «Голоса Америки» протоиерей Виктор Потапов.

Сергей Москалев: Отец Виктор, вы были знакомы с Мстиславом Леопольдовичем долгие годы. Помните ли вы вашу первую встречу?

Виктор Потапов: Точно первую нашу встречу я не помню, но встретились мы где-то в конце 1977 года. Слава тогда стал директором Национального симфонического оркестра, а я переехал в Вашингтон из штата Коннектикут, поступил работать на «Голос Америки» – стал вести религиозную программу, и в то же время служить помощником настоятеля в вашингтонском соборе святого Иоанна Предтечи.

Слава тогда начал приглашать в качестве гостей Национального симфонического оркестра разных известных музыкантов. Одним из первых был французский композитор, сейчас запамятовал его имя. Слава по-французски говорил слабо, его секретарь французского тоже не знала, и в качестве переводчика они пригласили мою супругу – ее первый язык французский, она родилась в Париже. Матушку представили, сказали, что она жена священника. Слава захотел и со мной познакомиться. Так мы и мы встретились. С тех пор, если он работал в Вашингтоне, он приходил к нам в церковь на богослужения.

В то время мы перестраивали церковь. Слава по натуре был строителем – это, видимо, было свойственно его натуре. Он принял деятельное участие в построении храма, в сборе денег. Потом, когда церковь достроили, он пожертвовал деньги на приобретение колоколов, которые теперь украшают нашу колокольню. Каждый из колоколов – поименно – посвящен русским музыкантам, изгнанным из пределов Отчизны: Гречанинову, Стравинскому, Рахманинову, Вишневской...

В то время мы часто встречались со Славой, иногда он бывал у нас дома, порой просто приезжал отдохнуть, чтоб никто не докучал ему, даже иногда оставался ночевать. При одной из таких встреч и пришла идея предпринять большую поездку по святым местам русского зарубежья, и заехать к Александру Исаевичу Солженицыну. Это был примерно 1980-й год.

Выехали мы втроем на машине – Слава, матушка и я. Слава любил править. Доехали до Вермонта. Там много немощенных дорог. Солженицыны жили в городке Кавендиш, это глушь. «Ничего, – говорит Слава, – я помню, как ехать». Мы конечно заблудились. В какой-то деревне заходим в магазинчик, а там у кассы висит объявление: « В магазин босиком не входить. Наш туалет не общественный. Дорогу к Солженицыну не показываем». Как мы ни просили, дорогу нам, конечно, не показали. Наугад двинулись дальше.

Случайно заехали на какую-то ферму. За рулем был уже я, в рясе, с крестом. Слава – рядом со мной. Обращаюсь к фермеру: мол, извините, приехал великий человек – Ростропович, он друг Солженицына, помогал ему в России. Подскажите как проехать к дому? А надо сказать, Солженицыны нас ждали. Фермер поначалу отказывался сообщить направление. Но в конце концов мы уговорили его позвонить Солженицыну. Наталья Дмитриевна, конечно, потом смеялась: «Знаете, – говорит, – они здесь сами взялись нас защищать от всех посетитетелей, мы их об этом не просили». Но вообще тогда, если вы помните, злые языки писали, что Солженицын скрывается – у него высокий забор, собаки, служба безопасности... Ничего подобного не было. Мы подъехали, была какая-то дрянная калитка, двинули ее пальцем – и она открылась.

Тогда у Солженицыных мы провели два дня. Много сидели за столом, общались. Помню, кто-то привез картину Левитана (ее подарили Солженицыну), и мы вместе решали, куда ее повесить. Общение было очень теплое. Слава, конечно, был очень близок Александру Исаевичу, он семь лет давал ему убежище на своей даче в Жуковке, из -за этого он и Галина Павловна сами пострадали. Судьба их известна: оказались за границей, их лишили гражданства.

С.М.: Какими были первые годы Ростроповича за рубежом, что чувствовал он, переживал ли?

В.П.: Слава был всегда настолько занят – встречи, выступления... Он везде и всегда находил себе место и применение. Конечно, Галине Павловне было труднее, но тем не менее она тоже принимала участие в постановке опер, преподавала и никогда не жаловалась на судьбу. Они были оптимистами, часто говорили нам: «Придет время, все изменится, и мы вернемся».

С.М.: Действительно, часто ли были эти разговоры о России о возвращении?

В.П.: О возвращении, может быть, не так часто, но о России они постоянно думали, болели за Россию, часто встречались с людьми, приезжавшими оттуда. Я иногда присутствовал при подобных встречах. Слава всегда «держал руку на пульсе». И, когда произошел путч в 1991-м году, он бросил все свои дела и отправился в Россию.

На паспортном контроле таможенник спросил его: «Где же ваш паспорт – у вас визы нет?» А он ответил: « Я приехал на конгресс соотечественников». Помните, как раз в 1991 году, в дни путча – так уж случилось – в Москве проходил Конгресс соотечественников. В общем, с таможни куда-то там звонили, выясняли, и кончилось тем, что Славу пропустили без документов.

Он сразу отправился в Белый дом. Есть даже известная фотография, где Слава сидит со своим телохранителем – тот вздремнул на его плече, а автомат держит Слава. Так что, конечно, он все время думал о родине, его волновало, что там происходит.

С.М.: А какое у вас самое яркое впечатление от общения с Ростроповичем?

В.П.: Слава был глубоко религиозным и духовным человеком, и я вскоре после нашего знакомства в этом убедился. При одной из первых встреч я подарил ему большой молитвослов – собрание молитв православных. Тогда я грешным делом подумал: «Ну, наверное, поставит на полку, будет там пылиться». А потом, когда мы бывали у него, или он приезжал к нам ночевать, я замечал, что этот молитвослов он всегда брал с собой, что книга стала довольно потертой, была перехвачена резинкой, наверное, чтобы страницы не выпадали. Это говорило о том, что Слава каждый день молился.

Уже потом это подтвердили и его девочки, Лена и Оля. Во время прощания молитвослов лежал в гробу, только перед погребением книгу вынули – сохранили, и сейчас она в часовне, что на территории их дачи. В этой часовне я потом в сорок первый день со дня кончины Славы венчал его дочку Лену церковным браком, а потом, полгода спустя, венчал и дочку Ольгу в Москве, но уже не в часовне, а в храме.

Конечно, мне повезло, что я был близко знаком с таким великим человеком, христианином, музыкантом Мстиславом Леопольдовичем Ростроповичем. Когда ему было уже совсем плохо, и он лежал в парижской больнице, я приезжал к нему из Америки, слышал его последнюю исповедь, соборовал его, причащал. Вскоре, после этого, он вернулся в Россию, где, встретив свое восьмидесятилетие, и скончался. Я собирался лететь на похороны, но, к сожалению, сам заболел и попал в больницу. Но все-таки на сороковой день я служил панихиду – на его могиле на Новодевичьем кладбище.

С.М.: Что еще вам вспоминается?

В.П.: Помнится, в 1991 году, в августе, с сыновьями я путешествовал по России – ездили по монастырям, церквам, были на Валааме, во Пскове, в Эстонии… Потом мальчики остались в детском лагере под Костромой, а я улетел обратно в Америку. И в ночь с 18-го на 19-е у нас по телевидению сообщают, что в России переворот. Мы, конечно, с женой волновались за детей. К этому времени ребята уже были в Москве, жили у друзей на Пушкинской. И когда услышали грохот танков на улицах, дома их уже не удержали – подростки... Они побежали к баррикадам, и там, у Белого дома, Сергей вдруг встречает Мстислава Леопольдовича. «Дядя Слава, а ты что здесь делаешь?» (мы все с ним были на ты). – «А ты что?» – удивленно спрашивает у него Слава. Вот так, в исторические дни, они оказались в одном и том же месте.

С.М.: Отец Виктор, пожалуйста, несколько слов о нынешних днях памяти.

В.П.: В минувшее воскресенье мы начали поминальную неделю торжественной панихидой в нашем Иоанновском соборе, а вчера был прием в российском посольстве. Пришли почитатели Славы, его близкие друзья – американцы, русские. Там были сенаторы, бывшие американские министры, выступали молодые музыканты из России, которых поддерживает фонд Ростроповича. Принимали участие и члены Вашингтонского хорового общества – тридцать человек. Очень трогательно они исполнили «Богородице дево радуйся» Рахманинова. Слава очень любил Рахманинова.

Ну, а сегодня в Библиотеке Конгресса будет открыта фотовыставка, посвященная Ростроповичу, и покажут фильм «Солдаты музыки». Фильм представит Джеймс Биллингтон – директор Библиотеки Конгресса и личный друг Мстислава Леопольдовича.

О Ростроповиче можно говорить много, он был удивительный человек, добрейший, неповторимая личность. Да упокоит Господь его душу, и даст Галине Павловне многолетие.

XS
SM
MD
LG