Мария Гайдар
Перспективы СПС неопределенны: дальнейшая судьба партии будет обсуждаться на заседании политического совета 2 октября. СПС временно возглавил заместитель председателя федерального политсовета партии Леонид Гозман.
В российской прессе появились сообщения о попытках переформатировать СПС в некий либеральный «кремлевский проект». Вслед за Белых из партии уже вышли еще несколько видных ее членов, заявивших, как пишет газета «Коммерсант», о нежелании «участвовать в имитации оппозиции под руководством самой власти». Гозман участие в кремлевском проекте назвал «омерзительным вариантом», однако пояснил, что согласился на это ради сохранения СПС.
По просьбе Русской службы Голоса Америки перспективы СПС и демократической оппозиции в России в целом прокомментировала член федерального Политсовета СПС и координатор движения «ДА» («Демократическая альтернатива») Мария Гайдар. Она выступила в Нью-Йорке в Колумбийском университете с лекцией на тему «Власть, общество и оппозиция в России».
Мария Гайдар: Я думаю, что СПС переживает серьезный кризис. Это вполне нормально для партии, которая проиграла выборы с таким результатом, которая сталкивается с проблемой выживания, сохранения лицензии, долгами… Естественно, этот кризис глубок. С моей точки зрения, он должен был случиться сразу после выборов. Но тогда было приложено много усилий для того, чтобы этот кризис предотвратить – и я считаю, это было неправильно. Тогда руководство должно было уйти в отставку, нужно было открыть партийную дискуссию, начать работу над программами, изменить процедуру внутрипартийных выборов.
Сейчас кризис в СПС просто совпал с неким желанием эту партию захватить. Но пока этого не произошло. Члены СПС и региональные лидеры партии – абсолютно реальные люди, которые выстояли поражение в 2003 году, выстояли тяжелую кампанию в прошлом году, которые вкладывали в партию свои деньги и силы. Многие из них понимали, что СПС не может для них быть социальным лифтом, что это скорее нагрузка, которую они по каким-то причинам на себя брали. Поэтому я бы не стала одним махом списывать этих людей со счетов. Даже если они хотят быть более конструктивными и не хотят объединяться с Гарри Каспаровым – это еще не значит, что все они хотят продаться Кремлю. Поэтому тут есть за что побороться.
«Голос Америки»: Когда Вы говорите о попытке «захвата» партии, речь идет о Кремле или же о каких-то силах в самом СПС?
М.Г.: Я пока не очень хорошо понимаю, что такое «захват партии». Ведь партия – это живой организм, и ее можно захватить только через ее членов. Кого-то можно купить, кого-то, наверное, можно запугать, можно кого-то убедить, а кто-то, может быть, и сам что-то подобное думает. Сейчас, на мой взгляд, происходит выдавливание из партии людей, у которых есть альтернативная позиция. В этом принимает активное участие – хотя и из наилучших побуждений – и бывший лидер СПС Никита Белых.
Он хочет этих людей забрать, потому что он больше не видит надежды для себя в этом проекте. Но это его видение ситуации. Я глубоко уважаю политические процедуры, институт партии, открытые политические дискуссии. Я считаю, что каким бы ни был результат этих дискуссий, мы должны его уважать. Но мы не должны принимать решения на основе переклички анонимного источника с непроверенным.
«ГА»: Это можно называть как угодно – захват, убеждение, покупка – но кто же все-таки за этим стоит?
М.Г.: Я не знаю, кто этим занимается. Я знаю точно, что для многих в СПС, в том числе членов Политсовета, лидеров региональных отделений, со многими из которых я поддерживаю постоянные контакты, – это явилось полной неожиданностью. Пошли такие слухи и все посчитали это делом решенным. Я хочу посмотреть на «захватчиков», хочу посмотреть, через кого они работают. Пока у нас есть только заявление Леонида Яковлевича Гозмана, в котором он высказал свои суждения о таких больших величинах, как судьба либерализма, Путин, Медведев, реформы…
Пока озвучили свои позиции Гозман и Борис Надеждин – а где все остальные? Я член президиума Политсовета СПС, отвечающий за коалиционную политику. Я никаких решений не принимала и не видела никаких дискуссий на эту тему. Давайте хотя бы, послушаем, что скажут регионы, что подразумевается под «захватом»?
«ГА»: Если такой разговор состоится, какой будет Ваша позиция как члена Политсовета? Вы считаете, что СПС должен находиться в жесткой оппозиции власти, быть конструктивной оппозицией или объединиться с каким-либо кремлевским проектом?
М.Г.: Моя позиция всегда была принципиальной: я говорила на съезде СПС перед выборами, что СПС должен быть партией оппозиционной. Я была сторонницей того, чтобы СПС участвовал в маршах протеста, выступала за отказ от «благодушной оппозиционности». На мой взгляд, ничего не изменилось: потребность в демократии не стала меньше, режим не стал менее авторитарным, а проблем у него стало больше, его ошибки стали очевидны гораздо большему числу людей, чем раньше. Моя принципиальная позиция поэтому не изменилась.
На мой взгляд, уже с 2003 года СПС не был Кремлю приятен, и с тех пор партия балансировала на грани того, что принято называть конструктивной оппозицией, которая, вопреки всеобщему мнению, Кремлю не нужна. Кремль нуждается в клоунах от оппозиции, над которыми они могли бы смеяться и на фоне которых они сами будут выглядеть более умно и серьезно. Но никакая конструктивная оппозиция им не нужна, поэтому я не стала бы даже на это ориентироваться.
Другое дело, что наша позиция должна быть конструктивной. Работа политической партии не начинается и не заканчивается маршами и митингами. Конечно, нужны программы, нужен диалог с более широкими слоями населения. Но при чем здесь Кремль? Ни в каких политических проектах, которые могли бы апеллировать к более широким группам населения, Кремль не заинтересован…
«ГА»: Не ориентируясь на Кремль, у партии все же есть тактические соображения. Если вы выходите на улицу вместе с Эдуардом Лимоновым и Каспаровым, которых можно отнести к внесистемной оппозиции, то вы теряете часть своих сторонников…
М.Г.: Безусловно, когда мы выходим вместе с Каспаровым и Лимоновым, мы теряем часть своих сторонников. Это связано не с Кремлем, а с тем, что какие-то сторонники СПС не хотят поддерживать Лимонова. Для меня тоже сложно что-то делать совместно с Лимоновым, и таких людей достаточно много. Если мы закрываемся в некоем маргинальном гетто, не пытаемся апеллировать к более широким слоям населения, то мы становимся профессиональными диссидентами вместо того, чтобы стать профессиональными политиками, которые если не борются за власть, то, по крайней мере, являются интеллектуальными лидерами, на мнения которых можно ориентироваться.
Это происходит не только из-за Кремля. Это вопрос политических методов, проблема налаживания политической работы. Вопрос перехода от уличных акций к программам, и от виртуальной политики к реальной стоит перед любой политической конструкцией, включая СПС, в каком бы виде ни сохранилась эта партия.
«ГА»: Продолжая эту тему, расскажите, пожалуйста, о Вашей организации «ДА».
М.Г.: Мы не пытались создать массовую организацию. Мы хотели наладить работу с «менеджерами гражданского общества», профессиональными активистами… Я очень горжусь тем, что мы дали возможность прийти в политику людям, которые не знали, как это сделать. Даже когда они затем покинули нас, они многое привнесли в демократическое движение…
Мы не хотим заниматься постоянными политическими объединениями или только протестами, а пытаемся делать что-то содержательное: это защита интересов разных групп населения, это сутяжничество, это дебаты, мониторинг общественного мнения, различные проекты в интернете. Сейчас мы хотели бы уйти от молодёжного формата…
К нам приходили люди самых разных возрастов, и, в том числе, люди, отличающиеся от либерально-настроенных представителей демократического движения. Это люди, у которых есть запрос на демократию, но которые в то же время проповедают достаточно консервативные семейные, религиозные ценности. Я думаю, что таких людей достаточно много, и мне интересно было бы с ними поработать. Я всегда считала, что нужно уйти с правозащитного поля. Есть правозащитные организации, работу которых я очень уважаю: это храбрые люди, которые посвящают этому всю свою жизнь. Я могу в чем-то им помочь, но я считаю, что политическая работа – это нечто другое.
«ГА»: Не так давно госсекретарь Кондолиза Райс выступила с жесткой речью по России, в которой она, в частности, заявила, что США будут поддерживать гражданское общество в России, независимых журналистов, учителей, судей. Какую поддержку Вы как активист гражданского общества хотели бы получить от США?
М.Г.: Я могу сказать так: речь Кондолизы Райс никак не поддержит ни российскую оппозицию, ни демократию, ни независимых журналистов. Мне гораздо больше понравилась бы менее агрессивная политика Америки, которая была бы более дружественна, которая не столько бы пыталась наставить Россию на путь истинный, сколько пыталась бы помочь понять, разобраться. Я думаю, что жесткая риторика в адрес России только вызывает раздражение у населения и таким образом помогает Путину и его команде.
Для многих россиян Америка олицетворяет очень важные понятия, как, например, демократия, рыночная экономика, законность, политические институты. И когда Америка вызывает раздражение, к сожалению, оно распространяется и на все эти понятия. Подобные речи могут, наверное, решать какие-то внутриполитические задачи в США, могут быть сигналом для других стран, у которых возникают проблемы с Россией, но никак не помогают российской демократии. Я думаю, никакой поддержки и не нужно, но были бы полезны попытки понять друг друга, был бы полезен диалог на любом уровне. Если не получается на официальном государственном, то на каком-то уровне ниже. Все-таки хотелось бы избежать модели холодной войны.
Я думаю, что Россия и США – потенциальные союзники. Просто Россия сейчас не видит для себя места в этом союзе. Я думаю, если бы сейчас перетасовать колоду и пересдать карты, все можно было бы устроить по-другому. Мне не нравится эта игра в холодную войну. Я патриот России и, как и многие другие люди, которые борются с Путиным и которым не нравится то, что он делает, я все же достаточно болезненно воспринимаю критику из-за границы. Я полагаю, что мои чувства разделяют очень многие. Я не думаю, что следует помогать Путину таким специфическим образом. А никакой помощи оппозиции, и уж тем более российским судьям, не нужно.
«ГА»: Кого бы Вы хотели бы видеть на посту президента США?
М.Г.: Я думаю, что избрание Обамы было бы значительным шагом для человечества, доказательством того, что американская мечта жива, что американские ценности работают. Это был бы важный пример для тех, кто говорит, что в Америке нет демократии или что люди здесь в действительности не толерантны. В этом смысле это было бы важно для мира. Но я лично на данный момент больше симпатизирую Маккейну. Я с огромным интересом следила за прошедшими дебатами, и Маккейн показался мне более уверенным. У него большой политический и личный опыт, который мне симпатичен.
Оба кандидата занимают антироссийские позиции. У Маккейна она, пожалуй, даже более ярко выражена, что мне не симпатично. С другой стороны, я всегда предпочитаю человека, который больше видел в своей жизни – это просто снижает риски. Но я буду следить за остальными дебатами, и может быть, моя позиция изменится.
«ГА»: Видите ли Вы для себя политическое будущее в России – как либерально-ориентированный человек и как женщина?
М.Г.: Да, конечно. Нет проблемы в том, что я женщина. То, что сейчас не так много женщин в российской политике, связано с тем, что эта система не конкурентоспособна и устроена по принципам некоей мафии. Поэтому в ней преуспевают, в основном, мужчины. Там плохо представлены не только женщины, но и вообще люди, которые не оказались вовремя в правильном месте.
Я вижу для себя роль в российском обществе. Я хочу быть активной, я хочу влиять на то, что происходит в России и делать все, что могу, для того, чтобы жизнь в России стала лучше. Я очень не равнодушна к тому, что происходит в России. Я хочу, чтобы многие вещи, которые сегодня кажутся безнадежными, нашли бы свои решения и появилась бы надежда в масштабе всей страны. Для этого мне нужно много работать. Я буду учиться. Мне 25 лет, и мне предстоит еще длинный путь.
