Линки доступности

Нынешняя российская власть – результат номенклатурной мутации


"Наши олигархи ничего не создали, а просто поделили между собой громадные богатства Советского Союза"

Кавказский кризис, вызвавший замешательство международного сообщества, заставил многих экспертов вновь вернуться к вопросу о том, что представляет собой правящая верхушка современной России и каковы ее политические интересы. С этими вопросами Русская служба «Голоса Америки» обратилась к известному политологу и публицисту Андрею Пионтковскому.

Aлексей Пименов: Андрей Андреевич, есть две распространенные точки зрения на Владимира Путина и его роль в современной истории. Одни видят в нем инициатора определенного политического курса – верного или ошибочного, об этом сейчас не будем спорить. Другие, напротив, считают, что Путин всего лишь стабилизировал систему, сложившуюся еще до его прихода к власти. Каково ваше мнение?

Андрей Пионтковский: Да, о Путине существует два мифа: один – разоблачительный, другой – апологетический. В первом случае Путин изображается как разрушитель демократии. Дескать, все было замечательно, но пришел Путин и все опошлил. Во втором – все наоборот: была страшная система криминального капитализма, а Путин ее разрушил и восстановил государственность. Думаю, что обе версии основаны на заблуждении. Неверно противопоставлять Путина – Ельцину. На мой взгляд, объективно Путин – продолжатель тенденций, проявившихся уже при Ельцине.
Начнем с управляемой демократии. Самым первым, и блестящим, ее примером стали президентские выборы 1996 года. Примечательно, что все это политехнологическое жулье, впоследствии обслуживавшее путинский режим, выросло и материально окрепло именно в те времена. А борьба с олигархией? Путин просто устранил двух или трех олигархов ельцинского периода. Мы их можем по пальцам пересчитать: Ходорковский – в тюрьме, Гусинский и Березовский – в эмиграции. Все остальные – процветают. Кроме того, пришло новое поколение чекистских олигархов. Я бы охарактеризовал их как своеобразную коллективную олигархию или силовую бюрократию. Да и самого Путина я рассматриваю как крупнейшего российского олигарха. Не секрет, что, например, Тимченко, а до недавнего времени Абрамович, работали под его покровительством. О чем, кстати, великолепно свидетельствуют и те показания, которые г-н Абрамович дал в лондонском суде. Конечно, система, сложившаяся при Путине, – это органическое продолжение тенденции того криминального капитализма, который возник давно – даже не при Ельцине.

А.П.: Когда же это произошло?

Андрей Пионтковский: Не знаю, какие личные мотивы были у отца перестройки, сомневаюсь даже, что сам он может их сейчас ясно артикулировать, но объективно горбачевская перестройка представляла собой громадную по масштабу операцию, предпринятую номенклатурой, решившей, так сказать, конвертировать свою абсолютную политическую власть во власть финансовую. Точнее, в финансовое могущество отдельных представителей этой номенклатуры и их назначенцев. А сегодня мы присутствуем при втором акте этой драмы: восстановление абсолютной политической власти номенклатуры.

A.П.: Нынешний российский капитализм нередко называют «диким» капитализмом. Согласны ли вы с таким определением?

Андрей Пионтковский: Оно не кажется мне убедительным. Дикой считалась первая стадия капитализма на западе, например, в Соединенных Штатах. Но это – совсем другое явление. Все эти дедушки Фордов и Рокфеллеров, которые сегодня финансируют всевозможные научные и экологические мероприятия, конечно, были бандитами, но – бандитами другого типа. Они создавали нефтяную промышленность, проводили железные дороги. Наши олигархи на них непохожи. Они ничего не создали, а просто поделили между собой громадные богатства Советского Союза. Возникновение этого русского «золотого миллиона», связанное в первую очередь с разделом советской нефтегазовой промышленности, не имеет прецедентов в истории. У нас просто нет для него определения. Возьмем для примера слово «коррупция». В данном случае это абсолютно неадекватный термин. Коррупция требует двух субъектов: бизнесмен дает взятку чиновнику. Но, простите, кем тогда считать Потанина, когда он был заместителем главы правительства, – бизнесменом или чиновником? Он что, должен был давать взятку самому себе? А Березовский – секретарь совета безопасности и в то же время бизнесмен. А Абрамович, до недавнего времени занимавший пост губернатора Чукотки? А кто такой Путин, в конце концов? Произошло слияние бизнеса и бюрократии. Это – новое явление, но в то же время это вполне естественная мутация номенклатурной системы. Чиновникам надоело довольствоваться подачками, которые нельзя передать по наследству детям, и они стали мультимиллионерами и миллиардерами.

A.П.: Но стали ли эти люди, осуществившие этот раздел, настоящими частными собственниками?

Андрей Пионтковский: На этот вопрос лучше всех ответил господин Дерипаска, публично заявивший: «По первому слову президента Путина я готов отдать все свое состояние». По существу, это великолепное описание феодальной структуры, имеющей так много общего с нашим сегодняшним капитализмом в кавычках. Вы – собственник, пока вы лояльны феодалу. Примерно то же самое относится к каждому владельцу киоска, пока он лоялен местному начальнику милиции. Или к владельцу нефтяной кампании, пока он лоялен президенту – вспомните пример Ходорковского. Этого, к сожалению, не понимают многие на Западе. Дескать, не страшно, что там, в России, нет демократии. Откуда же в этой дикой стране демократия? Но зато там развивается капитализм, растет средний класс, который со временем будет востребован. Но в том-то и дело, что в этой системе феодальных отношений средний класс расти не будет.

A.П.: И все же проблема наследования – и власти, и собственности – пока остается. Владимир Путин ушел с президентского поста – продолжая, конечно, оставаться во главе правящей элиты. Почему он просто не остался на третий срок?

Андрей Пионтковский: Но что это значило – остаться? Изменить конституцию, последовать примеру Туркменбаши и прочих среднеазиатских диктаторов? Путин, несомненно, прекрасно понимал, что в данном случае остаться – значит остаться не на третий срок, а навсегда. Иными словами – полностью отбросить всякую игру в демократию и стать заложником своего непосредственного силового окружения. Но Путин, надо полагать, прекрасно знает историю государства, продолжением которого является и наше сегодняшнее бытие. Он помнит судьбу его лидеров: умирающего Ленина в Горках, Сталина на ближней даче, Брежнева, превращенного в живую куклу. Итак, остаться – нельзя. Но нельзя и уйти. А что, если завтра начнут задавать неприятные вопросы – о собственности, о патронируемых фирмах, о взаимоотношениях с Абрамовичем? И решения этой проблемы Путин так и не нашел. Он выбрал человека, в преданности которого абсолютно уверен. Прав он или нет – другой вопрос. Но пока что с проблемой управления Медведевым он справляется очень эффективно.

A.П.: Известно, однако, что некоторая бюрократическая неопределенность – «чей портрет вешать?» – остается. Не кроется ли здесь какое-то системное противоречие?

Андрей Пионтковский: На мой взгляд, аналитики часто смешивают два разных вопроса. Первый вопрос – предстоит ли нам, так сказать, медведевская перестройка? Следует ли ожидать либерализации режима? И другой: станет ли Медведев реальным президентом страны? Я не раз писал и могу повторить, что никакой либерализации ожидать нам не следует. Вспомним, что и хрущевская оттепель, и горбачевская перестройка не были обусловлены одними лишь личными пожеланиями Хрущева или Горбачева. И то, и другое представляло собой очень серьезную трансформацию, чуть ли не революцию, воплощавшую коллективную волю номенклатуры. Хрущев после смерти Сталина провозгласил своеобразную хартию вольностей кремлевских баронов. Они просто хотели гарантировать, что никакой следующий диктатор не сможет превратить их в лагерную пыль, если захочет. И эта задача была решена. Что же касается горбачевской перестройки, то это был коллективный проект номенклатуры, стремившейся трансформировать свою политическую власть в экономическую. Но в обоих случаях для идеологического оправдания проекта нужна была определенная либерализация. Теперь же в этом никто не заинтересован. Ведь что значит «либерализация»? В первую очередь – расширение свободы прессы. То есть вопросы, которые мы сейчас обсуждаем, будут обсуждаться на первых двух каналах телевидения! Но в этом случае нашему руководству грозило бы уголовное преследование. Поэтому на первый вопрос я могу дать только отрицательный ответ. Иное дело: «станет ли Медведев президентом»? Думаю, что, скорее всего, станет. Царь-освободитель элите не нужен. Но есть другая замечательная ниша, которая может объединить всю элиту вокруг Медведева. С чем был связан громадный кризис в начале путинского правления? Номенклатура свою задачу решила. Появилось много очень богатых людей – и все представители номенклатуры и их назначенцы. Но была группа, оттесненная на обочину, – силовики. И, естественно, с приходом Путина – человека из этой среды, они эту несправедливость исправили. И сегодня перед ними стоит задача закрепления этой собственности. И нужен им не царь-освободитель, а ангел-хранитель накопленного. Поэтому, говоря о тандеме Путин – Медведев, я бы вспомнил о Хрущеве и Брежневе. Когда-то номенклатура с восторгом встретила молодого Брежнева. Все устали от взбалмошности, причуд, бесконечных инициатив Хрущева. Номенклатуре нужна была стабильность. Помните ключевую фразу Брежнева? «В партии воцарилась атмосфера бережного отношения к кадрам». Вот такая же атмосфера нужна нашим бизнес-чиновникам сегодня.

А.П.: Но почему для этого нужен Медведев?

Андрей Пионтковский: Путин этого обеспечить не может – и в этом смысле его можно сравнить с Хрущевым. Может быть, в силу одних и тех же психологических механизмов. Помните, Хрущев прежде чем дорвался до высшей власти, несколько десятилетий кряду плясал перед диктатором. А Путин? Сначала – заурядный офицер КГБ. Потом – лакейская, по существу, должность при Собчаке, самовлюбленном нарциссе, который, конечно, презирал его. Видите, сколько накопилось в этой душе и сколько подавленной энергии хочется сейчас реализовать? Но номенклатуре это уже не нужно – в том числе и путинским силовикам, потому что они сами уже – олигархи. А тут вот есть рядышком такой надежный, такой стабильный, такой молодой – только не Леонид Ильич, а Дмитрий Анатольевич. Мне кажется, что время работает на него. Даже октябрьский пленум созывать не придется.

A.П.: Что же сулит этот новый брежневский век, чаемый нынешней российской элитой, большинству населения страны?

Андрей Пионтковский: Продолжение разрушительных тенденций, прежде всего в области экономики. Эта система может работать только при колоссальных ценах на нефть. Поэтому весьма вероятно продолжение жесткого внешнеполитического курса. Более того, возможны и авантюры. В жизни нынешних правителей все зависит от цены на нефть. Это клептократическая система – и она закрывает России дорогу в будущее.

XS
SM
MD
LG