На заре перестройки статьи Игоря Клямкина ознаменовали новый этап – как в осмыслении прошлого, так и в поисках альтернативы командно-
административной системе. И тогда, и сегодня его имя прочно ассоциируется с либеральным течением в российской политической мысли.
Какое место занимают либералы в политическом спектре современной России и каково их отношение к курсу, проводимому нынешними хозяевами Кремля? С этими вопросами Русская служба «Голоса Америки» обратилась к известному публицисту, являющемуся также вице-президентом фонда «Либеральная миссия».
Алексей Пименов: Игорь Моисеевич, как бы вы определили то место, которое вы и ваши единомышленники занимаете в российском политическом спектре?
Игорь Клямкин: Мое место – среди тех, кто находится в оппозиции к нынешнему политическому курсу и к нынешнему политическому руководству. Еще точнее: мы – либерально-демократическая оппозиция.
А.П.: Как вы – в качестве российского либерала -
соотносите себя с западным либерализмом?
И.К.: Принципы и ценности, которыми мы
руководствуемся, - одни и те же, если, конечно, иметь в виду западный
либерализм в широком смысле слова, ведь европейский либерализм существенно отличается от американского. А вот проблема у нас другая: как трансформировать
нелиберальную и недемократическую систему в иную - либеральную и
демократическую.
А.П.: Есть ли у вас контакты с западными либералами?
И.К.: Если речь идет обо мне и о фонде «Либеральная миссия», то главным образом личные, а не институциональные. Ни с
какими западными организациями мы не взаимодействуем. Задачу же свою видим в
том, чтобы собственными силами и собственными ресурсами поддерживать либеральную традицию в
современной России, находясь при этом в
катастрофическом меньшинстве. Я имею в виду нашу политическую, да и
интеллектуальную элиту. К сожалению, в последнее время склонность
адаптироваться к режиму, приспосабливаться к нему стала в этих кругах
преобладающей.
А.П.: Как повлияли на российских либералов последние события в Грузии и вокруг нее: способствовали они ее консолидации, или, напротив, углублению раскола?
И.К.: Я могу вполне определенно сказать, что грузинские события способствовали
дальнейшему размежеванию в либеральном
лагере.
Большинство наших либералов,
так или иначе, примыкают к позиции, близкой к официальной. Есть и меньшинство,
от этой позиции дистанцирующееся и относящееся к ней резко критически. Но все
дело в том, что в вопросах, связанных с внешней политикой, с положением дел на
постсоветском пространстве, с отношениями между Россией и Западом, позиция
российских либералов наименее проработана. Это позиция очень аморфная, очень стыдливая и в той или иной степени
ориентированная на официоз.
Если в сфере внутренней политики, в отношении к существующей политической системе можно говорить о какой-то консолидации, если в этой области есть хотя бы какие-то наработки и ставятся какие-то задачи, то с внешнеполитическими проблемами дело обстоит иначе. В большинстве своем либеральные политики пытаются от них дистанцироваться. Чаще всего они просто не артикулируют свои позиции по текущим событиям, в лучшем случае ограничиваясь заявлениями стратегического характера: ориентация на Европу, на Запад и т.д.
А вот, скажем, обсуждать вопрос о взаимоотношениях между Украиной и НАТО они избегают.
А.П.: Как вы думаете - почему?
И.К.: Они исходят из того, что при нынешней монополии государства на СМИ не найдут контакта с населением. Я думаю, что это соображение – так сказать, электоральное – является для них главным. Но есть и иное соображение - мировоззренческое.
В сознании многих наших либералов
представление о том, что такое великая держава и как она должна себя вести,
отрывается от их либерально-демократических убеждений, касающихся внутреннего
устройства страны. Иными словами, они могут быть либеральными демократами в
своем понимании внутренних процессов, но когда речь заходит о внешней политике,
становятся на державную позицию, практически исключающую либерализм.
А.П.: Есть ли у вас сегодня возможность повлиять на
правительство или, по крайне мере, ознакомить его с вашей точкой зрения?
И.К.: У нас есть свой веб-сайт и, насколько я знаю,
раньше его читали представители различных официальных структур. По некоторым фразам в выступлениях официальных лиц, я могу предположить, что
они что-то даже что-то берут оттуда. Но заимствуют они, разумеется, только
либеральное словесное обрамление - для совершенно не либеральной политики.
О каком-либо ином влиянии говорить трудно. Сейчас у нас появилась небольшая группа экспертов, не примыкающих к нам непосредственно. В нее входят Юргенс, Гонтмахер, Аузан и некоторые другие. По каким-то вопросам мы с ними контактируем, пересекаемся, иногда они приходят к нам на семинары. Они создали структуру, которая работает непосредственно на президента, точнее - на институт, председателем попечительского совета которого является сам президент Медведев.
Они исходят из того, что новый президент озабочен реформированием нынешней системы в систему более либерального толка - по крайне мере, в экономике и в правовой сфере. И вот они собрались в этом институте для того, что бы делать какие-то разработки, которые могут быть востребованы Медведевым и его окружением.
Я к этому отношусь без всякого предубеждения, но вот мое отношение к результативности таких действий - скептическое. Система - постсоветская, бюрократически-авторитарная - уже сформировалась, и ни к каким сущностным изменениям она не приспособлена. Она отталкивает любые импульсы, любые сигналы. Кроме того, новый президент не сделал ни одного заявления, из которого следовало бы, что он стремится к ее демократизации. Проблема политической конкуренции практически не ставится. Ставка делается на то, что нынешняя политическая монополия может сделать какие-то шаги в сторону более цивилизованного и более правового государства. Но только при сохранении монополии!
Главный лозунг - модернизация, инновационная экономика, технологический прорыв. Ради этого считается необходимым немножко улучить систему с точки зрения её правовой обеспеченности. Ставится, в частности, вопрос о реформе судебной системы. Но внутри этой монополии, без демократизации, без политической конкуренции ничего не получится. Нет таких прецедентов. Начальство – само по себе неправовое - не сделает себя правовым, а власть, политически опирающаяся на бюрократию, не станет демонтировать бюрократическую систему.
Поэтому мне представляется, что главное сегодня – это объяснение обществу или какому-то его узкому кругу, что без демократии, без перехода к системе политической конкуренции реальных изменений - и в смысле модернизации, в смысле эффективности экономики, и в смысле повышения жизненного уровня - не произойдет. Людям нужно объяснить простую вещь, которая пока не вошла в их сознание: во-первых- демократии здесь нет, а во-вторых - без демократии их жизненный уровень и благосостояние не повысятся.
