Линки доступности

Россия чувствует себя победительницей, а Саакашвили понимает, что побежден


Алексей Малашенко, эксперт московского фонда Карнеги за международный мир, комментирует ситуацию вокруг южноосетинского конфликта.

Наджия Бадыкова: События в Грузии развиваются стремительно и, тем не менее, сделайте прогноз: как будет дальше складываться ситуация?

Алексей Малашенко: Я думаю, на сегодняшний момент мы живем в некоторой паузе, на каком-то перекрестке. Думаю, что война закончилась. Россия чувствует себя победительницей, а Саакашвили понимает, что он побежден. Как действовать дальше? Никто из них до конца не знает. И с этой точки зрения очень важна активность европейцев. Такое ощущение, что европейцы, которые проиграли переговорный процесс в этом году, хотят восстановить его. Европейцы хотят стать лидерами в этой ситуации. Складывается впечатление, что Москва также готова принять и, уже принимает, некоторые их предложения, но с позиции победителя.

Что это означает? Это означаете, что будут сложнейшие переговоры. Это означает, что по-прежнему останется неопределенным статус, как Абхазии, так и Южной Осетии. Но в свою очередь, это крайне важно, Россия примет к сведению возможность посылки некого миротворческого контингента. Постольку поскольку ни российские миротворчески силы, ни грузинские и тем более, абхазские или южноосетинские миротворцы ничего сделать не смогли. Поэтому влияние Европы в этом конфликте, я подчеркиваю – не Америки, а Европы – будет усиливаться. И, как мне кажется, оно постепенно и мучительно будет находить понимание в России. Почему у постепенно и мучительно? Потому что Россия не так едина, как кажется. Есть разные тенденции и разные взгляды, хотя все это камуфлируется на уровне официальной пропаганды.

Н.Б.: Кто будет играть решающую роль в разрешении конфликта или постконфликтной ситуации?

А.М.: Одной фигуры не будет. Не будет одного решающего субъекта. Таких субъектов будет три. Это Россия, Европа и Соединенные Штаты. После военного поражения Грузии, а это на самом деле военное поражение, а в чем-то даже политическое поражение, Грузия должна будет принимать то, что между собой решат именно эти три внешних субъекта.

Н.Б.: Имеют ли эти три субъекта одинаковый вес в переговорном процессе?

А.М.: Любое долгоиграющее решение будет принято при консенсусе трех сторон.

Н.Б.: Есть ли единая позиция по Южной Осетии у Запада?

А.М.: Как вам сказать, формально она есть, но фактически ее нет. Я могу сослаться на то, что нет единой позиции по приему Грузии в НАТО, а в данном случае это ключевой вопрос отношения к Грузии той же Европы и Соединенных Штатов. Соединенные Штаты далеко, более того, у них свои интересы, у них выборы, у них насколько иные акценты. Для европейцев это достаточно близко. Как мы знаем, между европейцами и США были противоречия по разным вопросам, в том числе по Грузии. Думаю, что все-таки европейцы будут активнее, прежде всего немцы и французы.

Н.Б.: Что вы думает относительно России, есть единая позиции у России?

А.М.: Вы меня ставите в тупик. Это типичный спекулятивный журналистский вопрос, но он вполне оправдан. Да, внешне на поверхности политического моря, совершенно очевидно, что существует единство. Однако дальше, вот тут идут нюансы. Очень сложно объяснить эти нюансы. В России такая политическая культура, что объяснение многому мы видим в оттенках и запятых, в выражении лиц. У меня такое ощущение, что Медведев – не тот человек, который мог бы произнести мюнхенскую речь. Так как он артикулировал российскую позицию по Грузии, особенно в первые часы и первые дни, у меня сложилось такое впечатление, что ему было жалко, что все это происходит, что ему действительно не хочется этой войны, искренне не хочется. Это не тот человек, который, в отличие от других, радуется употреблению силы. Он хочет мира. Его вынудили это сделать и, как ни смешно, вынудил тот же Саакашвили. От того, как будут складываться внешнеполитические отношения России, во многом зависит его собственное влияние в России. То, что произошло, есть удар по его позиции или, как сказать иначе, менталитету. Это идет вразрез с его политической психологией, если угодно.

Н.Б.: Что вы можете сказать относительно Путина в таком случае?

А.М.: Путин более привычен к этой ситуации, он человек более жесткий, это давно известно. Но в данном случае, меня удивило не то, что он был на Олимпиаде, а то, что он сразу не вернулся и то, что решения он начал принимать только после того, как у него был приватный разговор с Бушем. Сложилось такое впечатление, что действия Путина для него самого были, не скажу неожиданными, но он к ним психологически не совсем был готов, он ожидал чего-то другого.

XS
SM
MD
LG