В Вашингтоне в подкомитете по проблемам терроризма Палаты представителей прошли слушания, посвященные будущему Договора о нераспространении ядерного оружия.
«В мире вновь растет интерес к ядерной энергии. Пока неясно, будет ли это способствовать распространению и развитию гражданской атомной энергетики. Зато очевидно другое: режим нераспространения в своем нынешнем виде больше не в состоянии решать возникающие в мире проблемы в ядерной сфере»
Соглашение, подписанное 62 государствами в июле 68-го и вступившее в силу двумя годами позже, преследовало, по существу, одну цель: не допустить, чтобы число ядерных держав продолжало увеличиваться. Законных же обладателей оружия массового уничтожения – то есть тех, кто располагал таковым на первое января 1967 года, – было пять: США, СССР, Великобритания, Франция и Китай. Особого единства среди них не наблюдалось и тогда: из 5 членов ядерного клуба двое (Франция и Китай) предпочли остаться в стороне.
Настроения царили тревожные: еще за несколько лет до подписания договора президент Джон Кеннеди предсказывал, что к середине семидесятых число ядерных держав достигнет 15, а то и 20.
Этому мрачному прогнозу не суждено было сбыться. Обладателей атомного оружия становилось больше – но значительно меньше, чем представлялось Кеннеди. После того, как в 1974 своей бомбой обзавелась Индия, официальный состав ядерного клуба законсервировался надолго. В 90-е годы Франция и Китай все же решили присоединиться к договору о нераспространении.
«К маю 95-го правовая система, основы которой были заложены в 1968, казалась вполне жизнеспособной», – констатирует профессор юриспруденции из Аризонского университета Орде Киттри.
Дальнейшие события показали, насколько обманчиво было это впечатление. Сегодня договор о ядерном нераспространении подписан почти всеми независимыми государствами на планете. Проблема, однако, состоит именно в этом «почти»: новые «неприсоединившиеся» – также сплошь обладатели ядерного оружия.
Почему то, что дозволено одним странам, заказано другим? При наличии же исторического конфликта этот вопрос обретает особую остроту. Так, в Исламабаде «индийская бомба» неизменно воспринималась как смертельная угроза национальной безопасности:
«Ядерное оружие будет и у нас – даже если нам придется есть землю!», – клялась глава Народной партии Пакистана Беназир Бхутто.
«Из-за ядерных испытаний, проведенных в обеих странах в 1998 году, режим нераспространения и дал первую трещину», – полагает профессор Киттри.
Хотя ни Индия, ни Пакистан не подписывали договора, их действия представляли собой откровенный вызов мировому сообществу, которое, однако, предпочло отмолчаться. Урок, преподанный властями Нью-Дели и Исламабада, был усвоен и в некоторых других столицах. Не прошло и пяти лет, как правительство Северной Кореи объявило о выходе страны из договора, а в 2006 году власти Пхеньяна возвестили об успешном испытании ядерного устройства.
Последние 18 лет нарастающими темпами развивалась атомная энергетика и в Иране; причем подозрения по поводу того, что иранская программа носит далеко не мирный характер, становились все более основательными. Наконец, за последние два с половиной года, по крайней мере, еще 13 государств Ближнего Востока приступили к реализации национальных ядерных программ.
Таковы контуры нынешнего кризиса.
«Я не испытываю энтузиазма, наблюдая, как собственную ядерную энергетику начинают создавать еще 40 стран», – признает бывший председатель подкомитета конгрессмен Эд Ройс.
Если раньше работы по обогащению урана были по карману лишь самым богатым странам, то теперь к ним готовы приступить и в Египте, и в Марокко, и в Нигерии. При этом граница между гражданской и военной ядерной энергетикой порой почти неуловима: мирный атом немыслим без инфраструктуры, в рамках которой нетрудно развернуть работы по созданию оружия массового уничтожения. Индия, Пакистан и Северная Корея – убедительные тому примеры.
Предлагаемые экспертами, выступившими на слушаниях, варианты ответа на вечный вопрос «что делать?» - мало чем отличались один от другого. Пьер Голдшмидт, в прошлом – заместитель генерального директора МАГАТЭ – считает необходимым расширить полномочия этой организации, предоставив ей право проверки любой деятельности, связанной с атомной энергетикой, на территории неядерных государств.
Джек Спенсер – специалист по проблемам атомной энергии из Фонда «Наследие» – также выступает за ужесточение контроля и, одновременно, – за развертывание международной программы, гарантирующей обеспечение ядерным топливом любой стране, придерживающейся принципов нераспространения.
Грэм Элисон – директор Белферовского центра научных исследований и международного сотрудничества – призывает к уточнению стандартов нераспространения, во избежание разногласий при их толковании.
Все эти соображения не затрагивают, однако, самого фундамента правовой структуры, заложенного в 1968 году. По словам Орде Киттри, договор, подписанный тогда, представлял собой соглашение между двумя группами государств: обладателями бомбы и теми, кому предстояло от нее отказаться.
Было бы наивно думать, что условия этой сделки останутся неизменными.
«Уже сегодня договор находится под угрозой», – констатировал, открывая слушания, председатель подкомитета Брэд Шерман.
И пояснил:«В мире вновь растет интерес к ядерной энергии. Пока неясно, будет ли это способствовать распространению и развитию гражданской атомной энергетики. Зато очевидно другое: режим нераспространения в своем нынешнем виде больше не в состоянии решать возникающие в мире проблемы в ядерной сфере»
Соглашение, подписанное 62 государствами в июле 68-го и вступившее в силу двумя годами позже, преследовало, по существу, одну цель: не допустить, чтобы число ядерных держав продолжало увеличиваться. Законных же обладателей оружия массового уничтожения – то есть тех, кто располагал таковым на первое января 1967 года, – было пять: США, СССР, Великобритания, Франция и Китай. Особого единства среди них не наблюдалось и тогда: из 5 членов ядерного клуба двое (Франция и Китай) предпочли остаться в стороне.
Настроения царили тревожные: еще за несколько лет до подписания договора президент Джон Кеннеди предсказывал, что к середине семидесятых число ядерных держав достигнет 15, а то и 20.
Этому мрачному прогнозу не суждено было сбыться. Обладателей атомного оружия становилось больше – но значительно меньше, чем представлялось Кеннеди. После того, как в 1974 своей бомбой обзавелась Индия, официальный состав ядерного клуба законсервировался надолго. В 90-е годы Франция и Китай все же решили присоединиться к договору о нераспространении.
«К маю 95-го правовая система, основы которой были заложены в 1968, казалась вполне жизнеспособной», – констатирует профессор юриспруденции из Аризонского университета Орде Киттри.
Дальнейшие события показали, насколько обманчиво было это впечатление. Сегодня договор о ядерном нераспространении подписан почти всеми независимыми государствами на планете. Проблема, однако, состоит именно в этом «почти»: новые «неприсоединившиеся» – также сплошь обладатели ядерного оружия.
Почему то, что дозволено одним странам, заказано другим? При наличии же исторического конфликта этот вопрос обретает особую остроту. Так, в Исламабаде «индийская бомба» неизменно воспринималась как смертельная угроза национальной безопасности:
«Ядерное оружие будет и у нас – даже если нам придется есть землю!», – клялась глава Народной партии Пакистана Беназир Бхутто.
«Из-за ядерных испытаний, проведенных в обеих странах в 1998 году, режим нераспространения и дал первую трещину», – полагает профессор Киттри.
Хотя ни Индия, ни Пакистан не подписывали договора, их действия представляли собой откровенный вызов мировому сообществу, которое, однако, предпочло отмолчаться. Урок, преподанный властями Нью-Дели и Исламабада, был усвоен и в некоторых других столицах. Не прошло и пяти лет, как правительство Северной Кореи объявило о выходе страны из договора, а в 2006 году власти Пхеньяна возвестили об успешном испытании ядерного устройства.
Последние 18 лет нарастающими темпами развивалась атомная энергетика и в Иране; причем подозрения по поводу того, что иранская программа носит далеко не мирный характер, становились все более основательными. Наконец, за последние два с половиной года, по крайней мере, еще 13 государств Ближнего Востока приступили к реализации национальных ядерных программ.
Таковы контуры нынешнего кризиса.
«Я не испытываю энтузиазма, наблюдая, как собственную ядерную энергетику начинают создавать еще 40 стран», – признает бывший председатель подкомитета конгрессмен Эд Ройс.
Если раньше работы по обогащению урана были по карману лишь самым богатым странам, то теперь к ним готовы приступить и в Египте, и в Марокко, и в Нигерии. При этом граница между гражданской и военной ядерной энергетикой порой почти неуловима: мирный атом немыслим без инфраструктуры, в рамках которой нетрудно развернуть работы по созданию оружия массового уничтожения. Индия, Пакистан и Северная Корея – убедительные тому примеры.
Предлагаемые экспертами, выступившими на слушаниях, варианты ответа на вечный вопрос «что делать?» - мало чем отличались один от другого. Пьер Голдшмидт, в прошлом – заместитель генерального директора МАГАТЭ – считает необходимым расширить полномочия этой организации, предоставив ей право проверки любой деятельности, связанной с атомной энергетикой, на территории неядерных государств.
Джек Спенсер – специалист по проблемам атомной энергии из Фонда «Наследие» – также выступает за ужесточение контроля и, одновременно, – за развертывание международной программы, гарантирующей обеспечение ядерным топливом любой стране, придерживающейся принципов нераспространения.
Грэм Элисон – директор Белферовского центра научных исследований и международного сотрудничества – призывает к уточнению стандартов нераспространения, во избежание разногласий при их толковании.
Все эти соображения не затрагивают, однако, самого фундамента правовой структуры, заложенного в 1968 году. По словам Орде Киттри, договор, подписанный тогда, представлял собой соглашение между двумя группами государств: обладателями бомбы и теми, кому предстояло от нее отказаться.
Было бы наивно думать, что условия этой сделки останутся неизменными.
