То, что в России есть населенные пункты с такими названиями, как Париж, Берлин или Лейпциг, может оказаться новостью не только для американцев, но и для многих россиян. Но когда выясняется, что в русском Париже – своя Эйфелева башня, а в Берлине – Брандербургские ворота, зритель испытывает легкую дезориентацию. В фильме Игоря Морозова «Призрак Европы» емкие образы совмещаются с документальностью в попытке ответить на извечный вопрос: Куда смотрит Россия – в Европу или в Азию?
«Для меня, – говорит режиссер, – ответ тот, что мы и не европейцы и не азиаты – мы все-таки русские. Мы как-то оказались между ними, посредине, и мы – особенные. Вот это и хотелось показать».
Игорь Морозов заверяет, что эти места – вполне реальные, но готов раскрыть свои кинематографические секреты:
«В Париже жители решили поставить Эйфелеву башню, но поставили они ее несколько меньшего размера – одну шестую от настоящей. Не хватило просто средств. И я решил, что нужно поставить настоящую, и тогда будет всем хорошо. Ну, а так как в Берлине еще не собрали средства, я поставил там временно большие Бранденбургские ворота».
Работа с документальным материалом – творческая, и если Игорь Морозов ищет ответ на поставленный вопрос с улыбкой, подход его коллег – более серьезный.
Ольга Стефанова в своем фильме «Беслан. Право на жизнь» пытается найти правду о трагедии, а Анастасия Тарасова рассказывает о судьбе строителей Байкало-Амурской магистрали в картине «Дети великого озера». В этой ленте почти нет тех красот природы, которые ассоциируются с Байкалом, а есть попытка разобраться с наследием советского прошлого. Для Анастасии документальность означает реальность без прикрас.
«Меня, – говорит она, – спрашивают: почему нет позитивных фильмов? Но я считаю, что пока еще рано делать позитивные фильмы. Сегодняшнее время сложно оценить, обдумать. Может в нем есть что-то позитивное, но я думаю, что это для следующих поколений – давать оценки. Нам еще как-то остается исследовать то, из чего мы пришли, поэтому получается такая негативная картина».
Работы российских кинематографистов, не смотря на их культурную специфичность, получили высокие оценки на кино-семинаре, носящем имя одного из основоположников американской документалистики, Роберта Флаэрти. Сам семинар у россиян оставил неоднозначное впечатление: они нашли прошедшие там дискуссии слишком политкорректными.
«Семинар построен таким образом, – рассказывает Игорь Морозов, – что все просматривают фильмы, при этом никто не знает, что это будут за фильмы – это для каждого сюрприз. И в конце идет общее обсуждение».
«Я ждала, – продолжает Ольга Стефанова, – что дискуссии будут более жаркие и острые; я ждала, что люди будут прямо высказывать свое мнение, не стесняясь его – и это мнение будет конкретное, профессиональное, что бы было чему поучиться, от чего заразиться, вдохновиться».
Ольга и Анастасия Тарасова, по их словам, пытались сделать обсуждения более предметными и откровенными:
«Хотя нас все хвалили за наши довольно радикальные комментарии, но если какая-то буря и поднялась, то ненадолго. Опять все потом сгладилось…»
Это вызвало недоумение Игоря Морозова: «Если смотреть общий американский уровень – там все сделано так гладко, без задоринки – я говорю о голливудских блокбастерах. Очевидно, что там работают супер-профессионалы… И если они также проводят свои семинары, и боятся друг друга обидеть – вряд ли они делали бы такие фильмы. Это, конечно, загадка для меня».
Возможно, в основе этой загадки – разница в стиле общения, а может быть и нечто более глубокое, что станет предметом дальнейших размышлений кинематографистов. Для киноведа из Санкт-Петербурга Василия Гусака, еще одного члена российской делегации, наиболее интересным было знакомство с неожиданными подходами и решениями.
«Наше представление о документальном кино, – говорит киновед, – наверное, более классическое, традиционное, нежели представления кураторов и организаторов этого семинара. И это самое интересное, потому что семинар расширил горизонты».
«Для меня, – говорит режиссер, – ответ тот, что мы и не европейцы и не азиаты – мы все-таки русские. Мы как-то оказались между ними, посредине, и мы – особенные. Вот это и хотелось показать».
Игорь Морозов заверяет, что эти места – вполне реальные, но готов раскрыть свои кинематографические секреты:
«В Париже жители решили поставить Эйфелеву башню, но поставили они ее несколько меньшего размера – одну шестую от настоящей. Не хватило просто средств. И я решил, что нужно поставить настоящую, и тогда будет всем хорошо. Ну, а так как в Берлине еще не собрали средства, я поставил там временно большие Бранденбургские ворота».
Работа с документальным материалом – творческая, и если Игорь Морозов ищет ответ на поставленный вопрос с улыбкой, подход его коллег – более серьезный.
Ольга Стефанова в своем фильме «Беслан. Право на жизнь» пытается найти правду о трагедии, а Анастасия Тарасова рассказывает о судьбе строителей Байкало-Амурской магистрали в картине «Дети великого озера». В этой ленте почти нет тех красот природы, которые ассоциируются с Байкалом, а есть попытка разобраться с наследием советского прошлого. Для Анастасии документальность означает реальность без прикрас.
«Меня, – говорит она, – спрашивают: почему нет позитивных фильмов? Но я считаю, что пока еще рано делать позитивные фильмы. Сегодняшнее время сложно оценить, обдумать. Может в нем есть что-то позитивное, но я думаю, что это для следующих поколений – давать оценки. Нам еще как-то остается исследовать то, из чего мы пришли, поэтому получается такая негативная картина».
Работы российских кинематографистов, не смотря на их культурную специфичность, получили высокие оценки на кино-семинаре, носящем имя одного из основоположников американской документалистики, Роберта Флаэрти. Сам семинар у россиян оставил неоднозначное впечатление: они нашли прошедшие там дискуссии слишком политкорректными.
«Семинар построен таким образом, – рассказывает Игорь Морозов, – что все просматривают фильмы, при этом никто не знает, что это будут за фильмы – это для каждого сюрприз. И в конце идет общее обсуждение».
«Я ждала, – продолжает Ольга Стефанова, – что дискуссии будут более жаркие и острые; я ждала, что люди будут прямо высказывать свое мнение, не стесняясь его – и это мнение будет конкретное, профессиональное, что бы было чему поучиться, от чего заразиться, вдохновиться».
Ольга и Анастасия Тарасова, по их словам, пытались сделать обсуждения более предметными и откровенными:
«Хотя нас все хвалили за наши довольно радикальные комментарии, но если какая-то буря и поднялась, то ненадолго. Опять все потом сгладилось…»
Это вызвало недоумение Игоря Морозова: «Если смотреть общий американский уровень – там все сделано так гладко, без задоринки – я говорю о голливудских блокбастерах. Очевидно, что там работают супер-профессионалы… И если они также проводят свои семинары, и боятся друг друга обидеть – вряд ли они делали бы такие фильмы. Это, конечно, загадка для меня».
Возможно, в основе этой загадки – разница в стиле общения, а может быть и нечто более глубокое, что станет предметом дальнейших размышлений кинематографистов. Для киноведа из Санкт-Петербурга Василия Гусака, еще одного члена российской делегации, наиболее интересным было знакомство с неожиданными подходами и решениями.
«Наше представление о документальном кино, – говорит киновед, – наверное, более классическое, традиционное, нежели представления кураторов и организаторов этого семинара. И это самое интересное, потому что семинар расширил горизонты».
