Линки доступности

Куда движется Россия? Мнение эксперта


В последнее время в кругах аналитиков все больше обсуждается вопрос: куда движется Россия? При этом в качестве отправной точки все чаще называют российский авторитаризм, тягу к диктатуре. Питер Ратленд, профессор университета Wesleyan (штат Коннектикут), в беседе с Русской службой «Голоса Америки» поделился своим мнением о положении в России и роли идеологии в российской политике.

Наджия Бадыкова: На ваш взгляд, откуда и куда движется Россия?

Питер Ратленд: Однозначно, что в России наблюдается экономический прогресс. И первое впечатление такое, что о России нельзя сказать, что она бедная и нестабильная страна. Теперь Россия видится как сильная, богатая и уверенная в себе страна. Изнанкой этого является централизация политической власти, сужение поля критики правительства. Критика в адрес России на Западе в основном звучит из уст защитников прав человека. Западные же правительства, как мы видим в редакционных комментариях газет, все больше заинтересованы в экономическом и политическом сотрудничестве и объединении сил перед общими вызовами современного мира.

Н.Б.: И тем не менее, можно ли назвать российскую систему авторитарной?

П.Р.: Может быть, это система авторитарная, но она дает людям определенную свободу. Я бы не стал называть это диктатурой, как делают некоторые.

Н.Б.: Куда все-таки движется Россия?

П.Р.: Думаю, правительство и граждане были бы рады, если бы Россия двигалась в том направлении, по которому она движется сейчас, – по пути, который определен Владимиром Путиным. Вероятность того, что Россия изменит направление развития на 180 градусов, очень низка.

Н.Б.: Фрэнсис Фукуяма после падения советской системы в своей знаменитой книге «Конец истории» писал, что больше не существует идеологии, которая могла бы противостоять западной либеральной демократии. Оправдались ли его слова, или существует идеология, противостоящая западной демократии?

П.Р.: Предсказание Фрэнсиса Фукуямы почти полностью оправдалось. Самым серьезным вызовом западной либеральной идеологии является исламский фундаментализм. Это единственная идеология, которая полностью отвергает современные ценности либеральной демократии. Если же мы возьмем такие страны, как Россия и Китай, то ясно, что, несмотря на свой авторитаризм, они приняли принципы рыночной экономики, модернизацию, то есть западную модель развития. Более того, даже в политическом отношении они претендуют на то, чтобы выглядеть демократическими и даже продвигать права человека. Поэтому предсказания Фукуямы, если и не на все сто процентов, были правильны. За исключением радикальных исламских государств – таких, например, как Иран – почти все страны стали копировать современные западные рыночные модели.

Н.Б.: И тем не менее все меньше говорят о демократии…

П.Р.: Да, даже в Вашингтоне, я думаю, энтузиазм по поводу продвижения демократии ослаб. То есть сейчас мы видим, что Запад не навязывает демократические выборы странам мира как панацею от всех бед. Все знают последствия интервенции в Ирак и весьма сомнительные успехи, достигнутые там на поприще демократизации. Посмотрите, что произошло со свободными выборами в Палестине, где они привели к победе ХАМАСа. Поэтому демократия не выглядит уже такой привлекательной, как стратегия развития, даже для американских демократов.

Н.Б.: Многие сравнивают Россию с Китаем и считают, что обе страны весьма прагматичны и что у них нет идеологии. Вы согласны с этим? Есть ли у России идеология?

П.Р.: Да, думаю, это верно, что лидеры России и Китая очень прагматичны. Они нацелены на практические результаты, и мы это должны приветствовать. Хорошо, что эти люди – реалисты. Но я не согласен с тем, что идеология исчезла. Тут мы возвращаемся к вопросу, поднятому Фукуямой. И у Москвы, и у Пекина есть идеология. Во-первых, они верят в примат национальных интересов, в верховенство национального суверенитета. Они резко реагируют, если кто-то покушается на их суверенитет. Эти идеи лидеры умело используют для консолидации национального самосознания и поддержки своей политики. Да, лидеры весьма прагматичны, но не следует забывать, что у них есть и идеология. Эта идеология не всегда признается и принимается Западом. Мы, в общем-то, закрываем глаза на факты и не хотим признавать, что они – националисты.

Н.Б.: Существует ли формула российского экономического успеха?

П.Р.: Этот вопрос в равной мере относится как к России, так и к Китаю. Экономические модели Китая и России могут быть использованы другими странами. Однако если говорить о копировании, то это относится скорее к китайской модели, чем к российской. Российская модель развития основана на использовании и эксплуатации сырьевых ресурсов. Подавляющая часть стран мира не имеет таких ресурсов, поэтому китайская модель привлекательна тем, что в ней упор сделан на человеческий капитал. Поэтому мир будет копировать скорее китайский опыт, нежели российский, – и это сегодня уже прекрасно делает Вьетнам.

Следует отметить, что сами лидеры Китая и России очень осторожны в оценках универсальности своих моделей. Они уверены, что все модели должны насыщаться национальными элементами. Поэтому то, что работает в Китае и России, возможно не сработает в других странах.

Резюмирую: руководители как Китая, так и России – националисты, и ставят они во главу угла национальные особенности. Они не просто проталкивают свои модели, а говорят, что у них своя чисто национальная идеология. Поэтому идеологическая компонента «холодной войны», когда страны претендовали, что их модель – лучшая в мире, сейчас непопулярна. Сейчас они крайне осторожны в утверждениях, что их модели самые лучшие.

Н.Б.: Как вы считаете, насколько независимой будет нового президента России Дмитрия Медведева?

П.Р.: Это вопрос, который все обсуждают, но ответа никто не знает. Ясно одно: переход Путин-Медведев происходит очень плавно и спокойно. У них схожие походы как в политике, так и в экономике, и поэтому все указывает на то, что политика российского правительства не изменится радикально. Однако все, кто занимаются российской политикой или историей СССР, хорошо знают, что предсказания очень опасны и ненадежны. Когда мы говорим, что все стабильно и ничего не изменится, обычно всегда что-то происходит. Поэтому я был бы осторожен в предсказаниях, особенно в том, что переход власти будет и далее протекать плавно и спокойно. Спекуляции насчет будущего – дело неблагодарное.

Однако не думаю, что у России будут проблемы экономического плана. Не думаю, что цены на газ и нефть в ближайшее время упадут. Более того, финансовая политика России взвешена и предусмотрительна. Поэтому ее финансовая система гарантирована от кризиса, аналогичного тому, что имел место в 1998 году. Откуда может исходить опасность – так это изнутри самой системы, из борьбы различных кремлевских фракций, из-за недопонимания между командами президента и премьер-министра. Это, я думаю, может быть предметом серьезного беспокойства.

Н.Б.: Имеет ли значение для Путина, кем быть – председателем правительства или президентом?

П.Р.: Будет сложно определить поначалу, кто за что в ответе. Мы знаем это из опыта других стран, например, Франции, где смешанная система правления: есть власть президента и власть премьер-министра. Простого ответа на это вопрос нет. В исполнительной власти может возникнуть конфликт, скажем, по поводу сферы ответственности за национальную стратегию. Но сама политика думаю, будет очень жесткой.

XS
SM
MD
LG