Старейшему в мире научно-популярному журналу, Scientific American, уже более полутора столетий. Сегодня на его страницах известные физики Лоуренс Краус и Робер Шерер рассуждают об истории вселенной.
Они отмечают, что если бы о ней писали в журнале еще сто лет назад, она бы резко отличалась от нынешней версии. В те времена астрономы считали, что наша галактика, Млечный Путь — единственное скопление материи и звезд в бесконечном пустом космосе. Вселенная представлялась им неподвижной и вечной.
Сегодня мы знаем о существовании более 400 миллиардов других галактик. Кроме того, нам известно, что вселенная непрерывно расширяется, и что стало быть, существует теоретическая точка, из которой эта вселенная происходит. Ученые предположили, что она возникла в результате так называемого «большого взрыва», и эта теория была подтверждена экспериментально.
Краус и Шерер отмечают также, что в результате ускорения этого расширения все большие области космоса оказываются за так называемым «горизонтом событий», и информация из-за этого горизонта никогда до нас не дойдет: все, что за ним лежит, принципиально непознаваемо, независимо от степени развития нашей науки.
Из этого следует, что наше положение во времени уникально: через какие-нибудь 100 миллиардов лет никаких свидетельств «большого взрыва» по эту сторону «горизонта событий» не останется, и не будет возможности ни открыть его, ни подтвердить экспериментально.
Нисколько не преуменьшая важности космической истории, я на самом деле привел эти размышления в порядке притчи, потому что для нас важнее всего история своя, человеческая. А с ней, надо сказать, происходит примерно то же самое: с каждым днем наши шансы восстановить даже сравнительно недавнее прошлое становятся все меньше, и некоторые куски этого прошлого выпадают из памяти навсегда — особенно если мы в его сторону не смотрим.
В качестве примера можно привести историю Великой Отечественной войны — советского филиала Второй Мировой. О ней, конечно, написаны центнеры литературы, как советской, так и за рубежом. Советская принадлежит в основном к воспитательно-патриотическому жанру, с подобающим ему отбором фактов, и к реальной истории имеет лишь косвенное отношение. Это хорошо понимали многие, в том числе ее участники, и на заре перестройки кое у кого возникли планы издать, наконец, историю самой главной для русских войны XX века с максимальным приближением к фактам.
Такое издание вполне могло стать уникальным. И дело даже не в том, что его читатели получили бы доступ к фактам, которые российская история до сих пор опускала — они в любом случае запечатлены в зарубежных трудах. Но у России был еще в ту пору материал, которым никто, кроме нее, не располагал: свидетельства участников и очевидцев.
Но планы рассыпались в прах, интерес к ним был утерян. Тем временем рассчитывать на свидетельства ветеранов уже практически не приходится — самым младшим из выживших сегодня около восьмидесяти.
То же самое можно сказать и об истории сталинского террора, искаженной еще сильнее, чем война. Александру Солженицыну повезло в том смысле, что его «Архипелаг ГУЛАГ» основан во многом на письмах очевидцев. Но жанр этой книги — отчасти художественный, отчасти публицистический, и хотя для своего времени он был выбран вполне оправданно, история вновь осталась в проигрыше.
Мы привыкли к тому, что эпоху какого-нибудь Хаммурапи или Тутанхамона приходится восстанавливать по черепкам и иероглифам. Но странно и жутко думать, что история, которой многие из нас были почти современниками, на наших глазах уходит за «горизонт событий». Будущие исследователи останутся в лучшем случае археологами.
