Один из самых известных адвокатов России Борис Кузнецов получил политическое убежище в Соединенных Штатах. Что же побудило его пойти на такой шаг?
Бывший сотрудник уголовного розыска, Борис Кузнецов занимается адвокатской деятельностью с 1990 года. Он участвовал в самых громких судебных процессах в России последних лет, представлял интересы таких государственных чиновников, как госсекретарь Союза России и Белоруссии Павел Бородин и бывший вице-премьер Владимир Шумейко. Среди его клиентов были также бывший генерал КГБ Олег Калугин, семьи моряков, погибших на атомной подводной лодке «Курск» (о гибели которой Кузнецов написал книгу), осужденный за шпионаж ученый Игорь Сутягин, родственники убитой журналистки Анны Политковской.
Неприятности с российским законом возникли у самого адвоката, когда он защищал сенатора от Калмыкии Левона Чахмахчяна, обвиняемого в хищении 300 тысяч долларов. Кузнецов сфотографировал из дела справку ФСБ с грифом «Секретно» и направил копию в Конституционный суд. В связи с этим в июле прошлого года московская прокуратура заподозрила его в разглашении государственной тайны и возбудила против адвоката уголовное дело. В то же время, в розыск Кузнецова не объявляли. Борис Аврамович покинул Россию летом прошлого года и утверждает, что возвращение на родину грозит ему арестом.
Борис Кузнецов: Суд дал согласие на возбуждение уголовного дела, т.е. обнаружил в моих действиях признаки преступления. Дальше все остальное – дело техники. Меня до сих пор не объявили в розыск только потому, что следователь знает, где я нахожусь. Ведь объявляют в розыск, когда неизвестно, где человек находится. Что касается заявлений прокурора города Москвы о том, что он не собирался меня арестовывать, – это неправда. Была и группа захвата, ждали только окончательного решения суда. Я уехал, не дожидаясь решения суда. Мой большой опыт работы с российскими правоохранительными органами, в частности, с ФСБ, подсказывает, что меня бы закрыли в Лефортово. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Я также не сомневаюсь, что суд, при отсутствии признаков преступления, осудил бы меня и приговорил бы к двум-трем-четырем годам лишения свободы.
Михаил Гуткин: Но ведь тот документ, та справка, которая стала основой для подозрений в Ваш адрес, действительно носила гриф «Секретно»? Вы своими действиями привели к тому, что с этим документом ознакомились люди, не имевшие допуска к секретной информации. Иными словами, по крайней мере формально, разве это не дает оснований для того, чтобы предъявить вам обвинения?
Б.К.: Этот документ расшифровывал телефонные разговоры сенатора Чахмахчяна, члена Совета Федерации. Но это даже не самое главное. Самое главное – что в этой справке было указано, что когда установили прослушивание телефонных переговоров Чахмахчяна, сотрудники ФСБ знали, что он член Совета Федерации, в то время как Конституция говорит о неприкосновенности (Статья 98-я). Первый день они вообще слушали просто так. На следующий день они обратились в Верховный суд. А Верховный суд не вправе был давать санкцию. Санкцию через Верховный суд можно было получить только после того, как палата лишила бы неприкосновенности. Т.е. в данном случае со стороны сотрудников ФСБ и судьи Верховного суда Анатолия Бризицкого было совершено должностное преступление – это превышение должностных полномочий и незаконное прослушивание телефонных переговоров. Поскольку я Чахмахчяна защищал как адвокат, могу сказать, что были нарушены его законные права и интересы.
А вот есть еще в России закон о государственной тайне, и там Статья 7-я говорит прямо, что не могут быть засекречены и отнесены к государственной тайне сведения о нарушениях прав человека и сведения о злоупотреблениях должностными лицами. Т.е. для меня абсолютно ясно было в тот момент (и сейчас), что эти сведения, хотя и имеют гриф «Секретно», они по сути своей, по закону, секретными не являются. А вот тот факт, что дело против меня возбудили, и что до сих пор ведется расследование, и срок продлили до 13 апреля, говорит о той судьбе, которая меня ожидает. Более того, по этому делу назначили экспертизу на секретность. И ее поручили ФСБ. Т.е. я пишу, что они совершили преступление – и они же проводят экспертизу на секретность!
Борис Кузнецов утверждает, что это дело стало лишь поводом для его преследования, которое, по его мнению, является местью со стороны властей за активную позицию, которую он занимал, участвуя в нескольких громких процессах.
Б.К.: Зуб на меня появился довольно давно – я думаю, еще с калугинских времен. Потом я защищал американского гражданина Кента Дэвида Ли, которого незаконно депортировали из России. Я защищал подполковника ГРУ Ткаченко, и там были явные факты злоупотребления должностными полномочиями со стороны руководителей Главного разведывательного управления Министерства обороны. Потом я защищал Игоря Сутягина, которого приговорили к 15 годам лишения свободы за якобы сотрудничество с американской военной разведкой: якобы он передавал сведения, составляющие государственную тайну. На самом деле никакой государственной тайны там нет, все материалы были из открытых источников.
Борис Кузнецов утверждает, что, когда слушалось дело Сутягина, в состав жюри был внедрен сотрудник внешней разведки, который оказывал давление на присяжных.
Б.К.: Среди присяжных оказался некий Григорий Якимишин, который был сотрудником внешней разведки и которого в свое время установили как разведчика в Польше. О нем вышла книга «Алганов, Якимишин и другие – кулиса российской разведки». Я представлял в Европейский суд по правам человека дополнительные материалы о том, что он именовал себя «чекистом». А судью он обманул – и это основание для отмены приговора Сутягину. Но тем не менее Сутягин продолжает сидеть до сих пор… Меня предупреждали, что лучше мне в это дело не лезть.
М.Г.: Т.е. вам давали понять, что не следует заниматься защитой Сутягина?
Б.К.: Да, конечно, напрямую.
М.Г.: От кого это исходило?
Б.К.: Я не буду называть фамилию этого человека. Это человек, которого я знал еще по совместной работе в Магадане. Он очень порядочный, нормальный парень, кагэбэшник. Там он занимался контрразведывательной деятельностью и не имел никакого отношения к репрессиям инакомыслящих. Я ему сказал: «Володя, представь себе, что ты ко мне обратился, как клиент. И вдруг кто-то тебе скажет: не защищай его, или защищай так, чтобы он был осужден. Как ты будешь относиться к тому адвокату, который пойдет на такую сделку со спецслужбами?» Он поднял руки и сказал «Борис Аврамович, у меня к вам вопросов никаких нет».
Между тем список дел, участие в которых, по мнению Бориса Кузнецова, навлекло на него немилость ФСБ, этим не исчерпывается.
Б.К.: Это дело Мананы Асламазян. Это автономные неправительственные организации, где прямо из Кремля была команда прекратить деятельность каких-либо организаций, которые финансируются из-за рубежа. Следующее дело – это убийство Ивана Кивелиди путем отравления. Надо сказать, что я там тоже докопался до таких вещей, которые я пока вслух произносить не хочу – не потому, что я боюсь, а потому что некоторые вещи нуждаются в подтверждении. Речь идет о преступной деятельности сотрудников ФСБ. Еще одно дело, в котором я принимал участие и где моя защита была нежелательной, – это когда я представлял интересы семьи Анны Политковской. Как уже известно, там тоже уши ФСБ торчат просто вовсю. Там уже и обвинения предъявлены некоторым работникам ФСБ.
Борис Кузнецов, представлявший интересы родственников моряков, погибших на атомной подводной лодке Курск, в 2005-м году опубликовал книгу о гибели подлодки под названием «Она утонула. Правда о Курске, которую скрыл генпрокурор Устинов». Борис Аврамович считает, что эта книга стала раздражителем для Кремля. Но это – тема для отдельного разговора.
