Так уж исторически сложилось, что многие из важнейших произведений западной литературы прошлого века так и не дошли до России – одно время мешала советская власть, затем – сосредоточенность на собственных проблемах.
Такие прорехи порой лишают не только эстетического удовольствия, но также существенного знания об устройстве современного мира. В частности, это относится к эпохальной тетралогии (на самом деле пенталогии) британского писателя Пола Скотта «Раджский квартет», повествующей о финале британского правления в Индии.
Надо сказать, что этот монументальный труд не имел особого успеха в годы публикации и у себя на родине, хотя пятый, «дополнительный» роман был удостоен Букеровской премии. Уже после смерти автора его слава прокатилась по всему англоязычному миру, а минисериал «Би-би-си» эту славу упрочил.
В американском журнале Atlantic опубликована рецензия Кристофера Хитченса на новое издание «Квартета» в популярной серии Everyman's. Автор рецензии отмечает, что в центре «Квартета», как и в более раннем романе Э. М. Форстера «Путь в Индию», – мнимое изнасилование белой британской женщины индусом.
Такая завязка сюжета явно имеет символическую подоплеку и намекает на отношения колонизаторов и колонизируемых. Хитченс пытается анализировать эту сексуальную символику глубже с привлечением истории. До восстания сипаев в 1857 году в индийских колониях заправляла получастная Ост-Индская компания, и ее правила для сотрудников, в том числе и их личной жизни среди местного населения, были довольно свободными. После мятежа управление колониями взяла в руки империя, и порядки стали куда строже – в том числе с массовой миграцией в Индию жен служащих, так называемых «мем-сахиб». Братанию, если это правильное слово, был положен конец. Отныне, по словам одного из героев Скотта, «вместо того, чтобы править страной, мы над ней председательствуем».
Если компания эксплуатировала Индию для собственных нужд, империя воспринимала свою колониальную политику как высокую миссию – именно об этом и написано известное стихотворение Редъярда Киплинга «Бремя белого человека». Большую часть своей истории колониальная Индия была минусом в бюджете империи.
В романах Скотта видно, во что в конечном счете миссия вылилась. По тогдашнему расхожему выражению, Великобритания «пробыла в Индии слишком долго и ушла слишком рано». «Гуманитарный» колониализм оказался малопригодным для своего теоретического «высокого назначения».
Интересно, что одной из последних стран, ссылавшихся на «бремя белого человека», хотя и без прямой цитаты, был Советский Союз в период своей афганской авантюры. И от Британской империи, и от советской уцелело в результате довольно мало. Вот только закат последней пока не дал нам такого памятника, как «Раджский квартет». Тем полезнее было бы знакомство с чужим.
Над нашим настоящим, в каком бы уголке земного шара мы сегодня ни жили, довлеют два неизжитых куска общего прошлого: романтизм и колониализм. О романтизме, который в конечном счете получил клеймо «постмодернизма», у нас еще будет случай поговорить.
А вот о колониализме в последнее время говорят все чаще. Притом не обязательно в тоне тотального осуждения, который еще недавно был общепринятым.
В лучших своих образцах колониализм был чем-то вроде системы односторонних обязательств, пусть и принятых без согласия противоположной стороны – и большей частью невыполненных. От Британского Раджа остались Индия и Пакистан в своем неразрешимом конфликте и благие намерения, которыми вымощен путь в известное место.
