В Соединенных Штатах существует нечто вроде профессии или даже социального института: так называемые «публичные интеллектуалы». Точнее говоря, существуют они и в других странах, но не обязательно так называются или даже выделяются в особую категорию. Так именуют людей, завоевавших себе авторитет в какой-то области, но пишущих не для профессионалов (или не только для профессионалов), а для широкой аудитории.
Следует подчеркнуть, что речь идет не об отраслевых журналистах, а об оригинальных исследователях с оригинальными идеями. В числе этих светил можно назвать, например, социологов Льюиса Мамфорда и Дэниэла Белла, литераторов Эдмунда Уилсона и Гора Видала, философов Томаса Нейгела, Дэниэла Деннета и Марту Нусбом, физика Стивена Уайнберга и еще многие десятки, если не сотни знаменитостей.
Сам термин «публичный интеллектуал» был придуман и пущен в ход 20 лет назад историком культуры Расселом Джейкоби в книге с характерным названием: «Последние интеллектуалы: американская культурная жизнь в эпоху Академа». К этой пессимистической ноте я еще вернусь, а пока – несколько слов о самой профессии.
Тут, мне кажется, будет полезно сравнение с Россией, где публичный интеллектуал – явление не очень частое. Большинство людей, высказывающихся по животрепещущим проблемам общества на страницах печати и с экрана телевизора, – как правило, эрудированные журналисты, очень редко эксперты. Впрочем, оно как бы и к лучшему, если в роли эксперта выступает, допустим, одиозный «главный санитарный врач» страны Онищенко. Тем не менее проблемы, допустим, расизма, нищеты, развития науки (тех же нанотехнологий) лучше прояснять специалистам, чем волонтерам или «засланным казачкам».
Один из хороших примеров – юриспруденция. В США, по традиции прецедентного права, суды дают обоснования своим решениям, и наиболее интересные из них обсуждаются потом публично, в том числе и юристами. В России конституционный суд может решить что захочет, но я никогда не читал профессионального анализа этих решений. В США таким анализом занимаются многие, включая, кстати, реального судью – Ричарда Познера из Чикаго, у которого тоже не так давно вышла книга о публичных интеллектуалах.
Существование публичных интеллектуалов придает обществу прозрачность, дает возможность взглянуть на любое событие глазами авторитетного специалиста, завоевавшего себе широкое доверие. В сегодняшней России очевидна скорее идеология комментатора, чем его авторитетность.
Недавно Джейкоби отметил двадцатилетие своей книги статьей, в которой он вновь сетует на упадок института публичного интеллектуала. По его словам, с конца 60-х годов они все чаще растворяются в университетах – таков, собственно, говоря, и был тезис его книги.
Он также соглашается с мнением Познера о том, что публичные интеллектуалы теряют свой авторитет, когда уходят за пределы своей компетенции. Один из известных примеров – биолог Стивен Джей Гулд, прославившийся своими книгами в защиту теории эволюции. Когда он, к примеру, обсуждает проблему «интеллектуального коэффициента», он уходит слишком далеко за сферу палеонтологии, которая была его специальностью.
Могу вспомнить также случай из собственной практики: одна политическая активистка уверяла меня в миролюбии Советского Союза, ссылаясь на авторитет известного ученого Карла Сагана. Саган, конечно, прекрасно разбирался в астрофизике, но в вопросах советологии мы были с ним приблизительно равны.
Трудно судить, насколько реально отходят в историю публичные интеллектуалы. Ричард Познер насчитал их в своей книге до полутысячи. Десятой части вполне достаточно, чтобы удерживать общество от помешательства.
