В первой части интервью поэт Олег Борушко рассказал об организованном им в Лондоне международном поэтическом турнире «Пушкин в Британии». Во второй части интервью он рассказывает о себе.
Сергей Москалев: Олег, мы знакомы с тобой очень много лет. Помню, после МГИМО ты заканчивал еще и литинститут. Это было давным-давно, и не виделись мы с тех пор. Расскажи о себе, о поэте Борушко. Как вообще поэта занесло на берега Темзы?
Олег Борушко: «Стреляли…» Это был 1994 год, мы жили в Ясенево, а кругом была натуральная просто стрельба, каждую ночь раздавались автоматные очереди. Я уже был к тому времени автором шести книг. Союз писателей рухнул, литературная жизнь замерла, и я вынужден был работать таксистом, ездить с монтировкой под креслом, развозить нетрезвых возникающих новых русских и бандитов из Люберец.
И тогда мы решили уехать на Мальту. Жили на Мальте почти четыре года. Мальта оказалась в общем-то таким селом, где нет никакого интеллектуального накала. Мне казалось, что он мне уже и не нужен, но… это была неправда. И случайно, живя на Мальте, мы выяснили (мы же мало тогда знали про всякие там визы, недвижимость), что в Англии есть прекрасная виза «Artists, Composers and Writers». То есть ежели ты писатель – да живи ты в Англии сколько хочешь. Я был сильно удивлен, поражен, подал на такую визу, живя на Мальте. Мне тут же ее дали как писателю.
С.М.: Но ты представил какие-то доказательства?
Б.О.: Принес книги в британское посольство: вот, мол, писатель хочет жить в Англии. Для них это такая умная эмиграционная политика – или бизнесменов они привлекают, или интеллектуалов. Я получаю визу – и вот мы переезжаем. Причем с Мальты мы ехали на автомобиле, на раздолбанном старом «мерседесе», погрузили собаку на крышу, кошелки, компьютер, и на этой машине вчетвером…
С.М.: Вчетвером – это семья, да?
О.Б.: Да. Прямо приехали своим ходом с Мальты в Лондон. Последовательно мы сначала продали квартиру в Москве, купили на Мальте домик, потом продали домик на Мальте и купили домик в Лондоне, в совершенно недорогом районе.
С.М.: В общем, пошли «мытарства русского интеллектуала», да?
О.Б.: Да я б не назвал их мытарствами. Это все было весело. Да это и продолжает быть весело, никакими мытарствами я бы это не назвал. Весело! А чего сидеть на одном месте? Ну, пожили на Мальте, ну село и село. Приехали в Лондон. В Лондоне лучше, классно.
С.М.: А как ты сейчас, прожив в Лондоне… сколько лет уже?
О.Б.: О, уже семь лет…
С.М.: И у тебя вид на жительство?
О.Б.: Нет, у меня паспорт британский.
С.М.: Так ты британский подданный?
О.Б.: Британское законодательство позволяет иметь двойное гражданство, так что у меня британский паспорт и русский паспорт.
С.М.: Вернемся к литературе. Как ты оцениваешь литературную жизнь Лондона?
О.Б.: «В загранице нет столицы», извините за случайный рифмоид, – я вижу по рукописям, которые поступают. Вокруг ведь, в условиях заграницы, – я не знаю, как там в Америке, наверное то же самое, – слишком мало серьезных знатоков поэзии, доброжелательных и спокойных. Воздух вокруг автора как бы сильно разрежен, и в таком воздухе быстро наступает асфиксия, поскольку автор чего-то пишет там в Израиле, в Австралии, в Нидерландах, а вокруг какие-то корифеи провинциальных отделений Союза писателей российских, полуграмотные редактора газет русскоязычных и бойкие предприниматели, которые греют руки на авторском тщеславии, ну и берут радостно 50 евро с поэта за участие в каком-нибудь мероприятии, турнире, ну еще 30 евро берут с него за публикацию – участвуй сколько хочешь и публикуйся сколько хочешь, – вот такая публика в основном окружает автора. И вот эта асфиксия легко прочитывается в десятках стихов, которые мы получаем на турнир «Пушкин в Британии». Словом, это понятно, когда не хватает крупных молекул озона, внутреннюю свободу обрести невозможно.
С.М.: В общем, это лондонская жизнь глазами литератора?
О.Б.: Да-да, ситуация в литературе за рубежом.
С.М.: Но вот ты тем не менее ведешь поэтический класс, как ты сказал. И кто его посещает – не отпрыски ли олигархов теперь увлечены высоким штилем?
О.Б.: Бывает. Бывают и отпрыски олигархов, хотя их значительное меньшинство. Но в основном это… я даже затрудняюсь какую-то социальную страту выделить: ко мне ходят и совсем молодые, буквально 16-летние русскоязычные мальчики и девочки, которые пишут стихи, им показать их негде. Для них это такое литобъединение. Мы занимаемся по пятницам, занятия бесплатные и в самом центре, буквально напротив Букингемского дворца – кстати, в школе London School of Business and Finances. Директор – человек из России, Аркаша Этинген. Он нам предоставил помещение. Есть у меня и 70-летние дамы, и мужчины, есть богатые и есть бедные, хотя по большей части это люди малосостоятельные. Олигархи бывают и помогают. Скажем, если приходит на мастер-класс сын богатого русского, мы после занятий идем традиционно в паб, например, он может там всех пивом напоить.
С.М.: Это интересные детали. Ты сам пишешь какие-то эмигрантские заметки?
О.Б.: Я пишу, я написал целый цикл, называется «Большой поэт переехал на большой остров». Стихи время от времени пишу, ну такие… грустные.
С.М.: В одном из твоих стихотворений есть такие строчки: «Я хочу ностальгии, я, может, дождусь…». Действительно ли ностальгия для тебя какой-то побудительный творческий мотив, или это не так?
О.Б.: Ну, я в том стихотворении все как-то и сказал:
«Я хочу ностальгии. Я, может, дождусь…
Разыграется сплин, как дурная погода –
эмигрантской колоды верительный туз,
провожатый в бессмертие с черного хода.
Мне б хватило намека, осколка, мазка,
многоточия в самом конце разговора…
Бесполезно. Я вижу при слове «Москва»
юбилей счетовода с лицом коронера.И меня не согреет в далеком плену
чернозема щепоть в лоскуте парусины
с огорода отцов, потерявших страну
и детей, потерявших тоску по России».
Это что касается ностальгии. Ну, сейчас уже Москва меньше напоминает лицо коронера.
С.М.: А как тебе сейчас видится Москва с берегов «туманного Альбиона»?
О.Б.: В Москве происходит ренессанс такой. Я слежу за литературной жизнью, как ты понимаешь, больше, чем за какой-либо другой, и меня радует, что снова начинают тратить деньги на литературу. Вдруг даже книжки… Было время – лет пять вообще не выходило поэтических книжек, ни в одном издательстве. Первая ласточка была, помню, приехала Римма Казакова два года назад. У нее там вышла книжка, причем не за свой счет напечатанная. Книжку раскупили, и ей предложили сразу второе издание. И вот с тех пор такая цепочка изданий – очевидный, так сказать, возврат к корням, к истинным ценностям происходит в Москве и вообще в России, и это меня отсюда радует.
Но, возвращаясь к началу нашего разговора: парадоксально – Пушкин не попал бы, не прошел бы в финал турнира поэтов «Пушкин в Британии».
С.М.: Почему?
О.Б.: Ну, потому что он жил в России, а у нас авторы, живущие в России, не допускаются. В турнире участвуют только поэты, проживающие за пределами, вне языковой литературной среды.
С.М.: Ну что ж Олег, спасибо тебе за интервью. Я желаю тебе успехов в организации турнира, всех и всяческих благ тебе лично.
О.Б.: А вот стишок напоследок:
Спокойные духом наследуют царство поэзии,
кто пылких сравнений отверг благозвучный аккорд.
Так римским богам громогласной победе любезнее
Зевок полководца под мерную поступь когорт.
