Повестка дня санкт-петербургского саммита крайне насыщена: иранский кризис, ядерные амбиции Северной Кореи, энергетическая безопасность… Но, несмотря на всю важность этих проблем, их явно отодвинула в сторону ситуация в Ливане. Что могут предпринять в этом отношении участники саммита «Большой восьмерки»? С этим вопросом Русская служба «Голоса Америки» обратилась к главному редактору вашингтонской информационной службы Washington Profile Александру Григорьеву.
Александр Григорьев: Набор методов, которыми участники саммита могут действовать, в принципе достаточно ограничен: «Большая восьмерка» – это не институциональная организация, она не имеет того же международного статуса, как, например, ООН или Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это элитный клуб, в котором заседают лидеры ведущих демократий мира. Решения, которое они могут принять, не обязательны даже для стран, которые они представляют. Они могут выработать некие общие подходы, которые, как мы знаем, на сегодняшний момент в отношении ситуации в Ливане серьезно разнятся. США придерживаются одной точки зрения, а Россия, предположим, другой…
Инна Озовская: ...а европейские страны – третьей…
А.Г.: Да. Но кризис на Ближнем Востоке, кризис в Ливане и кризис в Израиле, в отношениях Израиля с палестинцами – он старше «Большой восьмерки», и поэтому маловероятно, что они могут придумать нечто новое, сделать какой-то принципиально новый шаг, способный решить эту проблему.
И.О.: Но не представляется ли вам, что на фоне ситуации в Ливане по-другому воспринимаются некоторые последние заявления президента Ирана Ахмадинежада относительно Израиля? Например, неделю назад на очень представительном форуме в Тегеране он заявил, что главная проблема исламского мира – это существование Израиля, и призвал исламские страны мобилизовать свои усилия для «решения» этой проблемы. Как вы считаете, будут ли участники саммита рассматривать ядерную проблему Ирана и развитие, эскалацию ситуации на Ближнем Востоке в комплексе?
А.Г.: Для начала надо понимать, что то, что говорит Ахмадинежад, безусловно, имеет значение, потому что он президент страны, но он не представляет верховную власть в стране. Большая часть власти находится в руках верховного религиозного лидера страны. И поэтому некие горячие фразы Ахмадинежада могут вызывать беспокойство, но по большому счету он, вероятно, озвучивает то, что на душе у религиозных кругов Ирана.
То, что все эти события в Иране, в Ливане, в Израиле, в Палестине и т.д. взаимосвязаны в той или иной степени, – это, мне кажется, понятно всем. И вопрос заключается в том, как решить эту проблему комплексно. А ранее великие державы пытались решать эти проблемы по кусочкам. Но на нынешний момент абсолютного оружия для того, чтобы решить этот кризис, нет.
И.О.: Страны «Большой восьмерки», совершенно очевидно, надеялись получить хотя бы какой-то ответ от Ирана на предложение «шестерки». Многие политологи считали, что не будет категорически положительного ответа, не будет категорически отрицательного ответа, но тем не менее какого-то компромиссного ответа можно было ожидать. Но этого не произошло. Повлияет это как-то на повестку дня саммита?
А.Г.: Ситуация неоднозначная. Иран пытается выиграть время. Это ему нужно по многим причинам. Страны, которые хотят заставить Иран отказаться от его предположительно военной ядерной программы, хотят это время сократить. Это и называется по большому счету международной дипломатией. Вопрос в том, у кого окажутся сильнее козыри и крепче нервы, как в игре в покер. Но, к сожалению, в случае в Ираном, в случае с Ливаном все это отражается на всем человечестве.
И.О.: Спасибо, Александр.
