Вспоминается из советских времен: «Я книгу Солженицына не читал, но ее осуждаю». Я тоже не читал книгу Дэна Брауна «Код да Винчи», разошедшуюся по миру невиданным тиражом в 60 миллионов экземпляров. И печатные станки продолжают тиражировать книгу, которую я бы ни восхвалял, ни осуждал, даже если бы прочел. Полистал ее в книжном магазине – язык автора показался прекорявейшим и малолитературным. Я положил увесистый том на место.
И все же нет сомнений в тои, что мы имеем дело с определенным феноменом массовой культуры. Книга наверняка затронула какую-то важную для многих людей струну их религиозной души, или согрела воспаленное сознание многочисленных поклонников теорий заговора. Ибо тут тебе не какое-нибудь давно замордованное популярной литературой и Голливудом ЦРУ, а католическая церковь, охотящаяся – боже упаси! – за живущими ныне потомками самого Иисуса Христа, который, согласно версии Брауна (и фильма), был женат на Марии Магдалине и имел с ней дочь.
Даже если это было бы самой настоящей правдой, то для меня как человека совершенно нерелигиозного этот факт ничуть не умалил бы религиозно-исторического значения Христа. Но не будем заниматься теологией, а перейдем к экранизации книги, которая была совершенно предопределена коммерческим успехом оригинала.
Именно в библейских пропорций тиражей и таилась опасность для будущего фильма. С одной стороны, у картины как будто уже есть «встроенная» аудитория в 60 миллионов человек, прочитавших книгу. С другой – у каждого из них есть свое представление о героях произведения и свое отношение к псевдотеологической основе материала.
Я заранее подозревал, что постановщик картины – мастеровитый, но не оригинальный художник Рон Хауард («Игры разума») и его соавтор и сооскароносец по «Играм» сценарист Акива Голдсмен будут придерживаться осторожного среднего курса в экранизации. Так и случилось.
Поскольку практически все, кроме меня, книгу прочитали, то интрига фильма «Код да Винчи» (The Da Vinci Code) ясна, не содержит особых тайн и не требует пересказа. Коль скоро я незнаком с оригиналом, то воспринимал фильм как совершенно самостоятельное произведение – что мне кажется в любом случае более плодотворным, чем сравнение с книгой, коим грешат многие рецензии на картину.
Мое заключение такое: «Код да Винчи» – умеренно развлекающий фильм, который несколько разбалансирован, поскольку одновременно старается быть и увлекательным триллером с погонями и стрельбой, и богословской проблемной дискуссией. В результате получается не вполне органичный гибрид. Когда американский профессор, специалист по символам Роберт Лэнгдон (Том Хэнкс) и французский полицейский криптолог Софи Неве (Одри Тоту) убегают от погонь, уклоняются от пуль и совершают каскадерские автотрюки – это нормальный Голливуд. Когда же Лэнгдон-Хэнкс с умным видом делает экскурсы в историю и религию, то просто слышишь, как скрипят тормоза этой голливудской машины-фильма.
Наверное, первым инстинктом авторов было сделать Лэнгдона несколько более интеллектуализированной версией другого голливудского ученого – спилберговского Индианы Джонса. Но пиетет перед опусом Дэна Брауна и личностные характеристики исполнителя главной роли Тома Хэнкса исключили все попытки сделать Лэнгдона более живым центром фильма. Специалист по символам Лэнгдон, как его представляют авторы и Том Хэнкс, остается в картине символом, не более.
Увы, должен сообщить, что препоручить роль Лэнгдона Хэнксу в силу его гарантированной кассовости было одной из главных ошибок студии «Sony», выпустившей картину, и авторов. Талантливый Хэнкс мог быть заменен в этой картине кем угодно, даже статистом: настолько он ничего не проецирует с экрана.
Под стать ему и Одри Тоту, которая чуть живее, но тоже остается всего лишь знаком. Я не против символизма в кино. И думаю, что более художественно одаренный режиссер, чем Рон Хауард, другой автор, имеющий свой стиль и оригинальное видение, мог бы придать образу Софи больше символизма, больше мистики, особенно учитывая то, кем Софи является. Поскольку право принимать или не принимать не человеческую, а божественную сущность Христа авторы оставляют за зрителем, то Софи, будучи по интриге возможным его потомком, могла быть показана более тонко, менее заземленно, тем более, что Одри Тоту в жизни существо весьма эфемерное.
Вопреки всем ожиданиям, самым живым, хоть и второстепенным персонажем фильма оказывается фанатичный охотник за Святым Граалем английский аристократ Ли Тибинг (Иэн Маккеллен). Не тамплиер, но все же рыцарь Британской короны сэр Маккеллен демонстрирует такую английскую школу игры, что эпизоды с его участием остаются в памяти. И только они.
