Ксенофобия в России цветет буйным цветом. Этой теме посвящено интервью, которое «Голос Америки» провел с доктором политических наук, генеральным директором Центра этнополитических исследований (ЦЭПРИ), руководителем Центра по изучению ксенофобии и проблем экстремизма Института социологии РАН Эмилем Паиным.
Анна Плотникова:
Эмиль Абрамович, ксенофобия, которая сейчас нагнетается внутри России – и в крупных городах, и на периферии – откуда она взялась в таком количестве, в котором мы видим это сейчас?
Эмиль Паин:
Я думаю, что у общества и у режима, который сейчас сложился, есть несколько системных следствий. Одно из них очень хорошо известно, о нем говорят многие – это коррупция, которая прямо вытекает из вертикали власти. А другое это ксенофобия. Почему? Причин много. Во-первых, общество, в котором подавляют гражданские институты, где они заменяются какими-то искусственными, вертикальными, если у молодежи нет возможности заниматься активно какой-то политической деятельностью открытой, если у нее нет возможности самореализации практически нигде, неизбежно возникает движение ксенофобии. Второе: это общество расплачивается страхом. Как в советской системе, так и сегодня, единственный мобилизующий фактор – это «мобилизация против». Кругом враги, враги внешние, враги внутренние, враги социальные, враги этнические. И в условиях такого нарастания идеи врага и страхов ксенофобия, практически, неизбежна. Третье: это общество переживает то, что переживает всякое общество, прошедшее период распада многонационального государства. В этих условиях неизбежно возникает эффект, который социологи называют «кризис идентичности». Люди перестали себя идентифицировать с большой страной и еще не до конца идентифицируют себя с Россией. Им трудно это сделать по той простой причине, что сама власть не хочет признать новую реальность. Если глава государства называет страну, в которой он президент, «жалким остатком большой страны», если он называет распад СССР, то есть, процесс, в результате которого возникло новое государство, «величайшей геополитической катастрофой», если большинство населения считает, что СССР не распался, что его развалили злые силы – откуда возьмется позитивная самоидентификация у людей? Если эта страна представляется, как калека, как жертва заговора и катастрофы, по отношению к такому обществу позитивной самоидентификации не возникает. Тут возникает замена, необходимость замены ее на историческом сплочении, сплочении прошлом. Все социологи отмечаю, что большая часть тех факторов, вокруг которых сегодня сплачиваются, это прошлые победы, это имперская история России. Сейчас формируется некая державно-имперская идеология – она в самом начале, но контуры ее уже понятны, они уже озвучиваются многими идеологами, прежде всего Сурковым и многими другими людьми, близкими к власти. Есть и механизмы поддержания этих идеологем. «Жить стало лучше, жить стало веселей» – этот сталинский лозунг сегодня постоянно повторяется, хорошая картинка заменяет реальность. Вот это система, которая сегодня есть. Но она не может, ни сплотить народ, ни каким-то образом предотвратить ксенофобию.
А.П.:
Вы нарисовали достаточно мрачную картину нынешней ситуации в России. Возможно ли в России вообще какой-то поворот к либеральным ценностям в какой-то обозримой перспективе?
Э.П.:
В России, вообще-то говоря, действуют все те же механизмы, которые привели Украину к «оранжевой революции» или Грузию – к «революции роз», но просто в более ослабленном виде. И здесь существуют и противоположные тенденции. Удержать ситуацию застойную в нынешней системе стабильности, я абсолютно уверен, не удастся, потому что она разъедается многими факторами. С одной стороны, это стабильность – в интересах относительно небольшой группы российского общества, и не только номенклатурной бюрократии, но и крупного бизнеса. Но даже крупный бизнес не может себя сегодня чувствовать уверенно, потому что при той политической системе, которая сложилась, кроме доброго отношения конкретного чиновника. А чиновничество – это такой организм, который размножается. И каждому новому чиновнику нужна новая сфера пропитания. Кроме того, всякая власть развращает, абсолютная – развращает абсолютно, поэтому жить «по понятиям» долго не удается, норма взятки увеличивается. И это вызывает определенное недовольство. Я даже сформулировал для себя идею, анализируя факторы развития гражданских обществ в ряде стран, которые выходили из диктатуры: «Гражданское общество возникает там и тогда, где и когда норма взятки превышает норму прибыли». Пока еще у значительной части бизнеса есть возможность договариваться «по понятиям» и получать приличный доход. Но эта область сужается, и будет сужаться неизбежно, вне зависимости от того, как будет расти цена на нефть и газ. Есть слабая политическая прослойка, которая не знает, за что ухватиться, и может ухватиться за антифашизм, за права человека, но, в силу того, что она деидеологизирована, не имеет никакой программы и, в значительной мере, мало чем отличается от той номенклатуры, которая управляет страной, она, скорее, представляет угрозу, чем пользу. И рано или поздно возникнут партии снизу.
