Интерeсную статью напечатала на днях газета «Лос-Анджелес таймс». Ее автор – английский дизайнер Стивен Бейли. Может быть, именно потому, что Бейли – не профессиональный литературный критик, он решился на такую простую постановку вопроса: что такое хорошая книга и что такое плохая?
Он начинает с цитаты из рецензии на «Код да Винчи» Дэна Брауна, появившейся в лондонской «Таймс». Рецензент пишет: «Это, без сомнения, глупейшая, нелепейшая, безграмотная, основанная на стереотипах и населенная картонными персонажами макулатура». Так-то оно так, соглашается Стивен Бейли, но все же 40 миллионов покупателей этой книги находят ее занимательной. И Бейли вспоминает написанную еще в 1945 году статью Джорджа Орвелла, который предложил удачное определение для такого рода произведений: «хорошая плохая книга».
«Согласно любым критериям, – писал Орвелл, – Томас Карлайл должен быть признан куда более умным писателем, чем Энтони Троллоп. И все же Троллопа до сих пор можно читать, а Карлайла нет». И Орвелл констатирует парадокс: мы сплошь и рядом находим развлекательным и увлекательным то, что интеллектуально презираем.
Как отличить «хорошую плохую книгу» от просто плохой? Один из возможных тестов, говорит Бейли, – экранизация. Из «хороших плохих книг» получается отличное кино. В качестве примеров он приводит такую голливудскую классику, как «Пушки Наварона», «Выпускник» и «Челюсти». Тут и выявляется, чем именно плохи и хороши «хорошие плохие книги». Их недостатки – в стиле и структуре текста, а стиль и структура фильма все равно зависят от режиссера, оператора, сценаристов, т. к. фактура кино совсем иная, нежели фактура прозы. А вот история, рассказанная в книге, на экране воспроизводится. Впрочем, замечает Бейли, может быть, дело и в том, что кино вообще предъявляет меньше требований к нашему интеллекту.
Книга Дэна Брауна, безусловно, заслуживает всех дурных эпитетов, которыми наградил ее критик лондонской «Таймс», но от нее трудно оторваться, и поэтому фильм на ее основе имеет все шансы получиться неплохим.
Между прочим, стирание граней между понятиями «плохое» и «хорошее» достаточно широко распространено в массовой культуре. Известный импресарио Малькольм Макларен, увидев впервые выступление рок-группы «Секс пистолс», воскликнул: «Это до того плохо, что это даже хорошо!», и стал менеджером группы. В молодежном сленге афроамериканцев слово «bad» («плохой») употребляется в смысле «хороший». «Здорово плохой парень!» – выражает высокую степень одобрения. Так и для Орвелла «Хижина дяди Тома» была «здорово плохой книгой», которой суждено пережить многие произведения «хорошей хорошей литературы».
Если «хорошие плохие книги» – это интересное чтиво, то с «плохими хорошими книгами» дело обстоит сложнее. В качестве образца этой категории Бейли называет творчество Грэма Грина и ссылается на такую характеристику, данную Грину Энтони Пауэллом: «Он был хорош в репортаже, бойкий журналист, умело устраивал свои литературные дела, но его романы – это вульгаризированный Конрад, к которому подмешано нудной католической пропаганды, а его попытки по части юмора кошмарны». Не знаю, Грэма Грина я сто лет не перечитывал, но по воспоминаниям я о его романах более высокого мнения.
Впрочем, если считать «хорошей плохой литературой» книги, написанные с нарушением требований хорошего вкуса, без особого внимания к тому, чтобы концы сходились с концами, но тем не менее захватывающие читателя, то в русской литературе есть не просто «хорошие плохие книги», а, я бы сказал, «великие плохие книги». Это романы Достоевского и Толстого. Их современник Тургенев писал стилистически изысканную прозу, а у этих и синтаксис коряв, и многословием они страдают. И все же прав Набоков, который говорил: «Роман Тургенева читаешь, потому что он написан Тургеневым, а роман Толстого, потому что невозможно остановиться».
