На 16 февраля намечена встреча между представителями Ирана и России, на которой, по словам российских дипломатов, будет обсуждаться, в частности, предложение Москвы о переносе работ по обогащению урана с иранской на российскую территорию. Русская служба «Голоса Америки» обратилась к бывшему первому вице-премьеру правительства Российской Федерации Борису Немцову, чтобы узнать его мнение о московском «урановом» предложении.
Эмма Тополь: Прежде всего мне хотелось бы узнать у вас: в интересах ли России, чтобы Иран стал ядерной державой?
Борис Немцов: Конечно, нет. Иран граничит с Россией и не граничит с Соединенными Штатами. Так же, как он не граничит и с Европой. И Россия прекрасно понимает, что фундаменталистский исламский режим в Иране в любой момент может стать неуправляемым и применить ядерное оружие против своих врагов-иноверцев, против тех, кто рисует карикатуры на пророка Мохаммеда. Россия как часть христианского мира отлично отдает себе отчет в том, что ядерный Иран – это угроза для всего мира, и в первую очередь – для его соседей, то есть для России.
Э.Т.: А чем же все-таки вызвана такая доверчивость России по отношению к Тегерану?
Б.Н.: Я считаю, что любое заигрывание России с фундаменталистами очень плохо отражается на самой России. Дело в том, что Россия и так страдает от экстремизма, в частности, от исламского экстремизма. Я имею в виду то, что происходит на Кавказе. И когда начинают использовать двойные стандарты, – мол, экстремисты, живущие в Иране, это хорошо, а экстремисты, живущие в Чечне, это плохо, – это порождает политику двойных стандартов, которая обречена на полный крах.
Кроме того, у России есть, конечно, экономические интересы. В частности, строительство атомной станции в Бушере. В принципе предложение России о том, чтобы расщепляющиеся материалы производились на российской территории, на мой взгляд, достаточно компромиссное, и оно в принципе устроило бы Европу. Но, на мой взгляд, иранцы голову морочат, идти на это не хотят и, скорее всего, на это не согласятся. И тогда России нужно будет занять однозначную позицию, смысл которой должен быть в том, чтобы Иран не получил атомную бомбу. В противном случае Россия может договориться и до того, что ХАМАС должен получить ядерное оружие, или Сирия, и так далее.
Видимо, в Кремле очень сильные антиамериканские настроения, и Путин не может не учитывать этого. А он занимает так называемую «особую» позицию, демонстрируя России, что – в отличие от Америки – у нас с Ираном совсем иные отношения. То есть Путин использует Иран, чтобы показать, что он не в фарватере американской политики, а ведет самостоятельную политику. Но тут надо иметь в виду, что все эти интриги и мелочи жизни не будут иметь никакого значения, если в результате в Иране окажется ядерное оружие.
Однако санкции, к которым, похоже, все идет, – обоюдоострое орудие. С одной стороны, мир ими продемонстрирует свое единство в отношении иранских властей. А с другой стороны, санкции радикализируют экстремистов. Поэтому здесь надо все очень тщательно взвесить. И надо понимать, какая обстановка сейчас внутри иранского общества, чтобы не спровоцировать бандитов на совершенно кошмарные действия.
Э.Т.: Министр иностранных дел России Сергей Лавров выступил с предупреждением Западу относительно применения военных мер к Ирану. Какую позицию Россия займет, если у Запада начнется военный конфликт с Ираном?
Б.Н.: Против будет. Россия будет относиться к этому конфликту так же, как она себя вела по поводу войны с Ираком. Она была против военных операций британо-американской коалиции. Вся официальная пропаганда была нацелена на это. Путин многократно говорил, что он предупреждал Буша о том, что этим все и закончится. Да и я считаю, что применение силы – последнее дело. Я думаю, что политические меры, экономические меры чаще бывает гораздо более действенными, чем применение оружия.
