Президент России Владимир Путин подписал закон «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации», который, как считают многие российские и западные политологи и правозащитники, нанесет сокрушительный удар по работе неправительственных организаций в России. Сегодня мы обсуждаем возможные последствия этого закона с координатором программ Европы и Евразии в Комитете по защите журналистов Алексом Луписом и с президентом Центра развития демократии и прав человека в Москве Юрием Джибладзе.
Инна Озовская: Аналитики считают, что закон об НПО ударит не только по работе самих неправительственных организаций, но и по гражданскому обществу в целом. Вопрос к Алексу Лупису: вы считаете, что одной из жертв закона станет пресса. Почему вы так считаете – ведь пресса как таковая в законе не упоминается?
Алекс Лупис: Закон затруднит работу прессы по двум причинам. Во-первых, государственный аппарат в России работает в атмосфере полной секретности, по-советски, не предоставляя журналистам доступа к информации о том, что делают чиновники. В силу этого журналисты вынуждены полагаться на неправительственные организации для получения информации о государственной коррупции или о нарушениях прав человека. Поэтому ограничение деятельности неправительственных организаций приведет к резкому сокращению правдивой информации в СМИ.
Во-вторых, есть неправительственные организации, которые непосредственно поддерживают журналистов. Например, фонд «Гласность», или Центр экстремальной журналистики, который защищает журналистов. Есть организация «Интерньюс», которая обучает журналистов. И все эти НПО иногда критикуют политику Кремля в отношении СМИ. Новый закон позволяет закрывать такие организации.
И.О.: Закон был опубликован сразу же после отъезда из Москвы канцлера Германии Ангелы Меркель, которая вместе с другими мировыми лидерами настоятельно призывала президента Путина не подписывать этот закон. Считаете ли вы, что, подписав закон, Путин бросил вызов мировому сообществу?
А.Л.: Мне кажется, что российские руководители с опозданием сообщили о подписании Путиным закона об НПО потому, что сам Путин и начальник пресс-службы Кремля Алексей Громов некомфортно чувствуют себя в создавшемся положении. Если бы они были уверены в правильности закона, то они незамедлительно сообщили бы о его подписании. Но они знают, что закон выдержан в типично советском стиле. Он запрещает различные виды деятельности, но запреты не вписываются в правовое поле. В результате этого теперь будет намного легче и прокурорам, и чиновниками министерства юстиции закрывать неправительственные организации, которые критикуют Кремль.
И.О.: Тем не менее, как вы оцениваете сам факт того, что Путин подписал этот закон, несмотря на призывы западных лидеров и западных организаций?
А.Л.: Каждое государство пытается балансировать между поддержанием своего хорошего имиджа в международном сообществе и западных СМИ и в глазах своих граждан. И то, что Путин решил подписать этот закон, несмотря на протесты российских и западных неправительственных организаций, демонстрирует страх и недоверие Кремля по отношению к российским гражданами. Кремль боится влияния неправительственных организаций на умонастроения российских граждан, на общественное мнение.
И.О.: А как в этой ситуации будет работать ваш Комитет по защите журналистов и другие западные организации, поддерживающие развитие российских СМИ?
А.Л.: Мы используем разные методы привлечения внимания общественности в России и на Западе к нарушениям прав человека. Например, сейчас прокурор в Нижнем Новгороде ведет очень агрессивный судебный процесс против организации русско-чеченской дружбы, которая публикует газету о Чечне и о нарушениях прав человека в Чечне. Мы протестуем против этого процесса.
И.О.: Политологи считают, однако, что наиболее серьезно закон об НПО скажется на правозащитной деятельности. Мой следующий вопрос к Юрию Джибладзе, президенту московского Центра развития демократии и прав человека. Г-н Джибладзе, ваш коллега – исполнительный директор общества «В защиту прав человека» Лев Пономарев отметил, что после внесения поправок закон перестал выглядеть дубиной для сокрушения НПО и теперь стал похож на кинжал, которым можно наносить прицельные точечные удары по правозащитным и экологическим организациям. Какие удары, с вашей точки зрения, окажутся наиболее болезненными?
Юрий Джибладзе: Действительно, закон предоставляет все возможности государству избирательно, произвольно применять его для отказа в регистрации, для запрета деятельности, для запрета переводить средства от международных и зарубежных организаций российским получателям, оперируя неправовыми критериями. Закон оперирует такими понятиями, как «национальные интересы», «культурная самобытность», «интересы обороноспособности» и так далее, которые невозможно определить в правовом плане. И совершенно очевидно, что в первую очередь объектами применения закона станут организации, которые сотрудничают с международным сообществом и критически относятся к тем или иным действиям российских властей. Конечно, это будут правозащитные и экологические организации, а также те, которые работают над такими острыми вопросами, как война в Чечне, коррупция или нарушения прав человека в армии.
