Почему Россия, страна с населением средней численности, да притом уменьшающимся, с плохо развитой, сырьевой экономикой и с более чем сомнительным политическим режимом, остается в глазах Запада великой державой? На этот вопрос могут быть два ответа. Один и циничный, и неправильный. Другой и правильный, и благородный.
Циники скажут: потому, что она обладает большим арсеналом ядерного оружия. Если страна заслуживает почтительного отношения только потому, что может крепко напакостить всему миру, то она напоминает шпаненка в одном старом питерском романе. Тот зарабатывал на выпивку таким образом. Подходил на улице к даме посолиднее и говорил: «Тётка, дай рубль, а то в глаз плюну. А у меня сифилис».
На самом деле образованный Запад вот уже более ста лет смотрит на Россию по-другому – как на страну, откуда приходят поразительные откровения о человеке и мире. У России нет почти ничего, что она могла бы предложить миру, кроме, по выражению Томаса Манна, «святой русской литературы». Но без «святой русской литературы» человечество бы озверело.
Поэтому такое огромное значение имеют для западных читателeй вопросы перевода русской литературы. У иноязычного читателя всегда остается подозрение, что, возможно, переводчик не исчерпал глубины прозрений Толстого, затушевал нюансы мировидения Достоевского и Чехова.
Статья Дэвида Ремника в последнем номере редактируемого им журнала «Нью-йоркер» называется «Переводческие войны» [David Remnick The Translation Wars, The New Yorker, November 7, 2005]. В ней кратко излагается история Пушкина, Гоголя, Тургенева, а в особенности Достоевского и Толстого на английском и рассказывается о последних, драматических, событиях в этой области.
Поначалу с русскими классиками XIX века англоязычный мир знакомился в основном в переводах Констанс Гарнетт. Гарнетт была ровесницей Чехова, навещала Толстого в Ясной Поляне. Фантастически трудолюбивая, она перевела все романы Достоевского, почти всего Чехова, все главные произведения Тургенева и Толстого, а также переводила Герцена, Гончарова и Островского. Это переписанные ею по-английски русские классики оказали такое решающее влияние на Фолкнера, Хемингуэя, Лоуренса, О'Нила – почти на всех американских и английских писателей XX века. И до второй половины того века авторитет Гарнетт никем не ставился под сомнение.
Что же произошло в 60-е – 70-е годы? На Западе зазвучали авторитетные голоса двуязычных русских писателей-эмигрантов. Набоков для своих лекций по русской литературе вынужден был сам переводить отрывки для цитирования. «Констанс Гарнетт никуда не годится», – говорил он, и, обычно сдержанный, использовал неудобопроизносимое слово для характеристики ее переводов. Несколько позднее Иосиф Бродский писал: «Англоязычные читатели с трудом могут отличить Толстого от Достоевского, потому что они их не читали. Они читали Констанс Гарнетт».
Дэвид Ремник признает: «Она работала в таком темпе, что, когда ей попадалось непонятное слово или фраза, она их пропускала и гнала перевод дальше. Жизнь коротка – “Идиот” длинен». В ее прозе немало ляпсусов. Набоков отмечает, например, такую фразу в «Анне Карениной»: «Держа перед собой свою склоненную голову». Он комментирует: «Заметим, что миссис Гарнетт обезглавила беднягу».
Всё переведенное Гарнетт было впоследствии перепереведено, и не раз, другими переводчиками, но переводы Гарнетт продолжали переиздаваться. Они обрели самостоятельный статус викторианской классики. Вопрос же об их эстетической и философской адекватности оригиналам продолжал беспокоить наиболее вдумчивых читателей.
В 70-е годы жила в Нью-Йорке пара – американский поэт Ричард Пивеар, подрабатывавший на жизнь столярным ремеслом, и его жена, в прошлом жительница Ленинграда, Лариса Волохонская. Все началось с того, что как-то Ричард перечитывал «Братьев Карамазовых» в переводе одного из эпигонов Констанс Гарнетт – Дэвида Магаршака. Лариса пару раз заглянула в книгу через плечо мужа и поняла, что просто не узнаёт хорошо знакомых фрагментов. Так зародился план нового перевода великого романа. На осуществление этого плана у них ушло более пяти лет.
Работают Пивеар и Волохонская так. Сначала Лариса делает максимально точный подстрочный перевод текста, сопровождая его примечаниями относительно всех случаев, где в русском оригинале слово или выражение употреблено не совсем обычно, где предложение звучит намеренно коряво или сбивчиво. Затем Ричард переписывает текст так, чтобы он подчинялся правилам английской грамматики, но при этом сохранял стилистические особенности оригинала. За двадцать с лишним лет этой кропотливой работы Пивеар и Волохонская не побили количественно рекордов Констанс Гарнетт, но поистине заново открыли для англоязычной аудитории мир русской классики. Они перевели на английский, кроме «Братьев Карамазовых», «Преступление и наказание», «Бесы» и «Записки из подполья», повести Гоголя, избранные рассказы Чехова, «Мастера и Маргариту».
Для меня, как и для большинства преподавателей русской литературы в Америке, переводы Пивеара и Волохонскoй были манной небесной. До того мне приходилось просить студентов поверить мне на слово, что они читают как бы пол-Достоевского. Что Достоевский – это не просто мелодрама и философские диалоги, но мелодрама и философские диалоги, сплошь и рядом окрашенные иронией, что эта трагедия, которая то и дело срывается в фарс. Теперь мне это объяснять на пальцах не приходится. В переводах Пивеара и Волохонской вся многоплановость стиля Достоевского сохранена. Так же, как и нарочитая «корявость» Толстого. Как будто бы мутноe окно в русскую литературу вымыли начисто, и теперь сквозь него всё стало видно. Ну, почти всё.
Каторжный труд и талант переводчиков не слишком высоко оплачивается. Констанc Гарнетт переводила не для заработка – она была замужем за крупным английским издателем. Пивеар и Волохонская, несмотря на успех их переводов, жили в Париже, куда они переселились в 80-е годы, скромно.
Неожиданное произошло полтора года назад. Еще в 2000 году издательство «Пингвин» в Англии выпустило их перевод «Анны Карениной». В Англии удалось продать всего несколько сотен экземпляров. В США, где преподаватели, вроде меня, немедленно взяли новый перевод на вооружение, американский филиал «Пингвина» издал новую «Анну» тиражом 32 тысячи экземпляров. И вот неожиданно летом 2004 года самая популярная телеведущая Америки Опра Уинфри, чью программу смотрят десятки миллионов американцев, назвала новый перевод «Анны Карениной» книгой года. Мгновенно было допечатано и раскуплено 800 тысяч экземпляров. В автобусах и подземке, в кафе и в парках можно было увидеть американцев, читающих Толстого.
Так что теперь замечательные переводчики могут работать в несколько более комфортных условиях. А это им действительно нужно. Ибо они взялись за «Войну и мир».
