В среду министр иностранных дел России Сергей Лавров, выступая в Стэнфордском университете, сказал: «Мы понимаем, что у Соединенных Штатов есть законные интересы на постсоветском пространстве – как в области борьбы с терроризмом, так и в плане доступа к энергоресурсам».
Подобное признание отражает крупный сдвиг в позиции Кремля, которая озвучивалась, а еще больше подразумевалась при президенте Путине, и заключалась в том, что «ближнее Зарубежье» есть заповедное поле Москвы.
По просьбе Русской службы «Голоса Америки» эту подвижку комментирует член научного совета Московского центра Карнеги Николай Петров.
Марк Белл: Глава российского МИДа признал законность интересов США на постсоветском пространстве. Чем можно объяснить разительную перемену?
Николай Петров: Мне кажется, что после событий в Украине Кремль очень серьезным образом пересмотрел роль, которую Россия играет в постсоветском пространстве. Это отчасти проявилось в его декларациях по этому поводу перед недавним саммитом глав стран СНГ в Казани. По всей видимости, результатом двусторонней договоренности с США было изменение позиции и по отношению к интересам США. Я уверен, что то, что мы услышали от главы российского МИДа, отражает не столько одностороннее движение российского руководства, сколько наличие каких-то конкретных договоренностей между двумя странами.
М.Б.: Далее Лавров уточнил: «Но мы хотим, чтобы методы их реализации [речь идет о законных интересах] были понятны и прозрачны». Не могли бы вы расшифровать этот дипломатический язык?
Н.П.: Мне кажется, это надо понимать в контексте тех заявлений, которые делались и в связи с «оранжевой революцией» в Украине, и в связи с событиями в ряде других стран СНГ, когда Кремль считал, что западные организации, которые отчасти проводили политику западных правительств, и в первую очередь американские фонды, играли достаточно большую роль, стимулируя какие-то политические силы к революционным изменениям ситуации в соответствующих странах. И хотя эта позиция впоследствии смягчилась, и сам президент Путин неоднократно заявлял, что если элита подотчетна народу и отвечает его чаяниям, то никакие усилия извне неспособны привести к краху политического режима, тем не менее Кремль заявлял и заявляет, что позиция и действия целого ряда международных организаций и американских фондов в странах СНГ, будучи недостаточно прозрачными и недостаточно сбалансированными, способны влиять, в том числе и негативно, на политическое развитие в соответствующих странах.
М.Б.: В самом деле, Лавров сказал, что Россия не потерпит использование неправительственных организаций для финансирования политической деятельности из-за рубежа. Означают ли одновременные заявления такого рода, что законность интересов учитывается, но что тем не менее деятельность неправительственных организаций будет ограничена? Означает ли это, что получены какие-то гарантии со стороны США, что «подрывной деятельности» ни в коей мере не будет?
Н.П.: О недопустимости финансирования политической деятельности из-за рубежа недавно достаточно жестко говорил и президент Путин. И я думаю, если рассматривать все те заявления, о которых мы сейчас говорим в совокупности, то можно сделать более чем вероятный вывод о том, что российское и американское руководство обсудили ситуацию и пришли к каким-то устраивающим обе стороны договоренностям. Это может быть связано с целым рядом достаточно острых сюжетов в постсоветском пространстве, в первую очередь в Беларуси и политическим развитием там.
М.Б.: Белый Дом в последнее время недоволен отсутствием помощи со стороны Кремля на международной арене, особенно в проблемах Ирана и Ирака. Кремль, со своей стороны, сердит на вмешательство Америки во внутренние дела России, в особенности в Чечне. Не означает ли демарш Лаврова решение Кремля в какой-то мере согласиться с заявлениями американских общественных организаций и официальных лиц по поводу ситуации на Северном Кавказе?
Н.П.: Я думаю, что любая договоренность имеет в виду взаимные уступки и достижение некоторого компромисса, который означает изменение тех радикальных и отчасти не совсем совместимых позиций по отношению к вариантам политического развития в постсоветском пространстве, которые недавно еще занимали российское и американское руководство. И, по всей видимости, глядя и на политический кризис в Украине, и на те проблемы, с которыми сталкиваются после «цветных революций» руководства Грузии и Киргизии, можно понять, почему и Запад, и Россия сейчас могут отчасти откорректировать свои позиции и согласиться в том, что революционное развитие ситуации, резкие изменения чреваты самыми разными и часто очень негативными последствиями.
М.Б.: Лавров также повторил лейтмотив утверждения российского истеблишмента о двойных стандартах, якобы применяемых Америкой. В частности, он напомнил об интервью Шамиля Басаева по телеканалу Эй-би-си и сказал, что это равнозначно предоставлению трибуны террористам. Но ведь видеопленки с заявлениями главарей «Аль-Кайды», включая бин Ладена и Завахири, показываются по американскому телевидению постоянно! Что, глава МИДа забыл, что он выступает перед аудиторией, которой это известно?
Н.П.: Думаю, что нет. И мне кажется, что послужной список и опыт главы российского МИДа, который очень много времени провел в США, не позволяет думать о том, что, делая заявление, он что-то упускает из виду. Скорее можно говорить о том, что он отражает позицию политического руководства, политической элиты, которая не обязательно в полной мере согласуется с прагматически понимаемыми внешнеполитическими интересами и рамками, в которых действуют внешнеполитические ведомства.
М.Б.: Большое спасибо, Николай.
Н.П.: Спасибо вам, Марк.
