В преддверии встречи президентов Путина и Буша «Голос Америки» попросил заведующего корпунктом ИТАР-ТАСС в Вашингтоне Андрея Шитова поделиться своими соображениями о роли СМИ в освещении подобных событий.
Марк Белл:
Было время, когда встреча хозяина Кремля в Белом доме считалась мировым событием: первый приезд Горбачева в Вашингтон освещали свыше тысячи корреспондентов. Сейчас встречи Буша с Путиным стали событием рядовым. Когда в феврале вы интервьюировали Буша и напомнили ему, что он встречался с Путиным одиннадцать раз, Буш переспросил, а потом под общий смех согласился, что по ощущениям, похоже, цифра правильная. Контакты между президентами перестали быть медиасобытием, по крайней мере, в Штатах. Чем вы это объясняете?
Андрей Шитов:
Во-первых, та цифра была на самом деле выше – мне тогда дали ее российские дипломаты и… ошиблись. Но с тем, что эти контакты стали совсем уж рядовым, заурядным событием, я не согласен. Все-таки до сих пор отношение к саммитам и участников, и наблюдателей, включая журналистов, другое… Могу сослаться на очевидный факт: сразу же после урагана «Катрина» ожидался приезд в Вашингтон председателя КНР, но его, как известно, перенесли на более удобное время. А визит Путина не перенесен, хотя в этот день, в пятницу, в Америке будет отмечаться День поминовения и молитвы. Это, на мой взгляд, само по себе свидетельствует, какое большое значение обе стороны придают продолжению диалога в верхах.
М.Б.:
Вместе с тем, многие аналитики считают, что температура отношений между Москвой и Вашингтоном сейчас опустилась до самой низкой отметки за все время после распада Советского Союза. Вы согласны с такой оценкой?
А.Ш.:
Я не мастак измерять политическую температуру. Но я бы сказал, что определенное торможение в диалоге есть. Оно, на мой взгляд, обусловлено двумя причинами. Во-первых, в Белом доме произошла смена приоритетов. Сегодня утром я спросил об этом пресс-секретаря президента Скотта Макклеллана. Он меня заверил, что другие приоритеты тоже действуют, но, конечно главный, абсолютный, безоговорочный приоритет сейчас – это ликвидация последствий стихийного бедствия. Кроме того, у президента Буша главный источник внимания – Ирак. И как выходить из этой ситуации. Есть еще и масса внутренних проблем, начиная с реформы системы социального обеспечения – это вы знаете лучше меня. То есть, я хочу сказать, что интерес к отношениям с Россией несколько понизился в Вашингтоне в силу объективных причин, и встреча с Путиным – важное, но не экстраординарное событие. Вторая причина связана с тем, что Россия все увереннее нащупывает свое место в мире. Эта уверенность во многом продиктована экономическими обстоятельствами – при нынешних ценах на нефть ей не приходится ни у кого одалживаться, даже мысли такой не возникает. Но налицо и укрепление политической стабильности внутри страны. Можно по-разному оценивать итоги работы Путина – кто-то оценивает в плюс, кто-то в минус – но то, что ситуация в стране заметно стабилизировалась, по сравнению с тем, что было прежде, это, по-моему, бесспорный факт.
М.Б.:
Встреча происходит в нелегкое для Буша время. Рейтинг его популярности упал до самого низкого уровня за все время президентства. Но ураган «Катрина» не только навлек на администрацию критику общественности. Он наглядно выявил преимущества работы СМИ без властного одергивания. Телевидение заставило американское руководство на всех уровнях действовать иначе. Специалисты по медиабизнесу считают, что Буш может преподать Путину урок преимуществ свобода прессы. Ваше мнение на этот счет?
А.Ш.:
Насчет уроков… Не хочется цепляться к словам, но как раз в политике люди часто чувствительны именно к словам, к терминам. Мне кажется, время, когда кто-то кого-то пытался учить жить – прошло. Больше того, мы, бывшие советские люди, знаем это, может быть, лучше других и чувствуем острее. Это у нас Галич пел: «Он врет, он не знает как надо…». В Америке нет своего Галича, тем не менее, отношение внешнего мира к попыткам США, если не учить, то, как бы служить примером другим достаточно скептическое.
Возвращаясь к теме свободы прессы, могу сказать, что нас она напрямую затрагивает, и мы, естественно, много о ней думаем. Я пытался размышлять о том, почему пресса в России сейчас действует в гораздо более жестких рамках, чем, скажем, при Ельцине. Особенно – я хочу это подчеркнуть – телевидение. Печатная пресса, к которой я отношусь, гораздо меньше это на себе ощущает. И в результате я выстроил для себя такой ответ, с точки зрения властей, наверно, достаточно убедительный. В нынешней российской ситуации, когда телевидение способно реально влиять на настроения общества громадной страны со всеми ее часовыми поясами, самая возможность использования этого медиасредства для каких-то политических или бизнес-игр (а это, бесспорно, делалось) приводит власти в дрожь, и они всеми силами не хотят этого допускать, потому что разрушительный потенциал – громадный. Другое дело, когда критики говорят: «Хорошо, у власти могут быть свои каналы, которые они финансируют, поддерживают и так далее. Но почему не оставить один или два независимых канала?». Это вопрос уже чисто политический. И с такой постановкой я согласен. Почему этого нет, не знаю. Легко вспомнить о начале демократии в Америке, когда издателей газет судили и сажали. Все страны, наверно, прошли через тяжелые периоды становления.
