Путин: путь к власти и Путин у власти. «Свертывание демократии в путинской России»: под таким заголовком газета «Вашингтон пост» напечатала обширный материал своих московских корреспондентов Питера Бейкера и Сюзан Глассер. Он представляет собой отрывок из книги тех же авторов под названием «Восхождение в Кремле: путинская Россия и конец революции», которую выпускает издательство «Скрибнер». Во вторник книга поступила в продажу.
Фрагмент из нее, опубликованный в газете, занимает полосу с лишним. Корреспонденты прослеживают обстоятельства прихода Путина в Кремль и последующую концентрацию власти в его руках. «Излагаемая нами история восхождения Путина к власти и кампании по консолидации этой власти основана на интервью с несколькими десятками российских политических деятелей, включая советников самого Путина, которые редко общаются с западными журналистами, – пишут Питер Бейкер и Сюзан Глассер. – Многие из них согласились дать интервью только на условии анонимности».
«При Путине в Кремле царит «паранойя власти», – пишут авторы книги. – На протяжении четырех лет путинское окружение делало все возможное, чтобы никто не мог поколебать его власть. Правительство взяло под контроль национальное телевидение, выхолостило власть губернаторов, превратило парламент в орган, штампующий его решения, посадило в тюрьму человека, который финансировал оппозиционные партии (Михаила Ходорковского) и запугало потенциальных соперников с целью заставить их отказаться от борьбы».
Возвращаясь к истории путинского «престолонаследия», авторы книги напоминают, что Борис Ельцин и его окружение рассчитывали на лояльность бывшего сотрудника КГБ. И действительно, став президентом, Путин в первый же день подписал указ о предоставлении Ельцину и его родственникам иммунитета от преследований.
«Однако ельцинский клан заблуждался, если рассчитывал, что сможет держать Путина под контролем, – пишут Бейкер и Глассер. – Несколько месяцев спустя после вступления в президентскую должность Путин произнес речь на закрытой церемонии на Лубянке по случаю учрежденного в сталинские времена «Дня чекиста». На церемонии собрались около трехсот генералов КГБ и ФСБ – порадоваться возвышению одного из своих людей. Путин им отрапортовал, что «приказ номер один по получению всей полноты власти выполнен». Несколько штатских, находившихся в зале, решили, что это шутка, – пишут авторы. – И только позднее они поняли, что это всерьез».
Подробно освещают корреспонденты «Вашингтон пост» и историю увольнения весной 2004 года премьер-министра Михаила Касьянова – одного из последних кремлевских могикан ельцинской эпохи. К моменту неожиданного отстранения премьера, говорится в статье, «молодую демократию постсоветской эпохи превратили в систему, призванную служить одному хозяину. Начатую Борисом Ельциным в 1991 году революцию, пусть ущербную и не доведенную до конца, помог прикончить подобранный им же самим преемник – выходец из бывшего КГБ».
Много места в публикации занимает и рассказ о маниакальной одержимости Путина контролем над телеканалами. «Он был одержим телевидением, – пишут авторы. – Когда после трагедии атомной подлодки «Курск» на первом канале появилось интервью со вдовами моряков, разгневанный Путин лично позвонил на телевидение и обвинил авторов репортажа в подделке. «Вы наняли двух шлюх, чтобы свалить меня!» – кричал он».
«Ликвидировав независимые телеканалы, Кремль начал проводить по пятницам совещания с руководителями телевидения. На каждом совещании раздавались письменные инструкции с указанием предполагаемых тем и того, как их освещать. Упоминались и темы, освещать которые не рекомендовалось, – например, Чечня», – пишут Питер Бейкер и Сюзан Глассер в газете «Вашингтон пост». «Телевидение превратилось в инструмент контроля, – сказал впоследствии один из участников этих совещаний. – Оно стало прямолинейным и топорным, как пропаганда».
Правосудие по заказу. Делу ЮКОСа и его последствиям для России посвятил редакционную статью «Бизнес уик». По мнению журнала, исход процесса над Михаилом Ходорковским, основателем этой крупнейшей и наиболее успешной до недавних времен частной нефтяной компании, показал, что весы правосудия в руках российской Фемиды явно сломались. «Политика явно взяла верх над правом, – пишет журнал. – Дело ЮКОСа было откровенно политическим, а исход его настолько предопределен, что судебная процедура не имела ничего общего с правосудием и законностью».
«Истинным преступлением Ходорковского, судя по всему, был политический вызов, который он бросил российскому президенту Владимиру Путину, – говорится далее в статье. – Самоуверенный магнат финансировал политические партии и пытался организовать лобби против продвигаемых Кремлем законопроектов. В ответ Путин устроил суд над Ходорковским, который в отдельные моменты напоминал показательный процесс. Он явно должен был послужить предостережением российскому бизнесу не вмешиваться в политику».
«Одновременно Путин продемонстрировал и нечто еще более пугающее, а именно – что в России нет ничего даже отдаленно похожего на независимое судопроизводство… Если учесть , насколько далека перспектива позитивных изменений в российской политике, вряд ли нынешняя ситуация подействует одобряюще на иностранных инвесторов», –отмечает в заключение журнал «Бизнес уик».
Муфтий сказал «довольно». Ким Мерфи, московская корреспондентка «Лос-Анджелес таймс», пишет о недавнем решении муфтия Чечни Ахмада Шамаева сложить с себя полномочия главы чеченского духовенства. В настоящее время он переехал в Москву. Согласно официальной версии, Шамаев сделал это «по состоянию здоровья». В статье, основанной на интервью с бывшим муфтием, подробно описываются истинные обстоятельства, толкнувшие его на этот шаг. «Действительная причина заключается в другом, – пишет автор. – Шамаев убедился в своем бессилии». «Никто больше не прислушивается к моим словам, – рассказал он американской журналистке. – Я хотел уйти с тем, чтобы иметь возможность смотреть в глаза моим соотечественникам».
«Отставка Шамаева – это очередной удар по утверждениям российских официальных лиц, будто положение в Чечне быстро нормализуется», – комментирует «Лос-Анджелес таймс».
Обзор подготовил Лио Стерн.
