Линки доступности

«Уши» торчат слишком очевидным образом…»


Известный российский политолог Маша Липман – главный редактор журнала «Про эт Контра» московского филиала Фонда Карнеги. Она является также автором ежемесячной колонки в газете «Вашингтон пост», посвященной событиям в России.

В сегодняшнем номере этой, одной из самых влиятельных американских газет опубликована ее статья под заголовком «Дух советских времен живет», в которой она комментирует объявление приговора по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Русская редакция «Голоса Америки» попросила Машу Липман познакомить наших слушателей с основными тезисами этой статьи.

Алекс Кэмпбелл:
В своей статье в «Вашингтон пост» вы пишете: «То, что приговор в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева будет жестоким, ожидалось, однако, оглашенное вчера решение суда, приговорившего их к 9 годам заключения, все-таки стало шоком». Почему, на ваш взгляд, российские власти пошли на такую вызывающую демонстрацию силы?

Маша Липман:
С самого начала, с момента ареста Ходорковского и на всем протяжении процесса было понятно, что задачей власти является избавиться от политического соперника. Потому что именно так рассматривался Ходорковский – как враг режима и как политический соперник Кремля. И решение было принято нейтрализовать его в этом качестве. На это Кремлем было потрачено очень много сил, много средств, много времени, в жертву была принесена репутация и экономическое положение России, которое серьезно ухудшилось в большой степени в результате этого процесса. Поэтому трудно было ожидать, что, вложив так много, власть вдруг в последний момент передумает и примет иное, какое-то более мягкое решение.

А.К.:
Сегодня в российской и зарубежной прессе появились спекуляции на тему – каковы шансы на успех апелляции, и какова будет дальнейшая политическая судьба Ходорковского. Как бы вы прокомментировали оба эти вопроса?

М.Л.:
Я думаю, что шансы апелляции невелики. То есть, можно, может быть, рассчитывать на какое-то там символическое послабление не принципиального характера. Когда я говорю «не принципиального характера», я имею в виду, что в задачи Кремля, как представляется, входит, прежде всего, удерживать Ходорковского за решеткой, по крайней мере, до очень сложного для Кремля момента, а именно – смены власти в 2008 году. Кремль настроен всеми силами сохранить статус-кво и сохранить правящую элиту у власти, к этому у них много серьезных причин, они не могут себе позволить отдать власть. И иметь Ходорковского на свободе в преддверии выборов для власти, видимо, совершенно неприемлемо. Поэтому, если даже и возможны какие-то послабления в этом конкретном приговоре, они все равно должны ограничиться таким сроком, чтобы на момент 2008 года Ходорковский оказался в тюрьме. Кроме того, прокуратура уже заявила, что у нее есть дополнительные обвинения, и что может быть открыто новое дело. Тем самым власть демонстрирует, что она настроена и дальше всю мощь этой государственной машины направлять на борьбу с Ходорковским и держать его в колонии, в лагере столько, сколько власти потребуется. Что касается политических перспектив самого Ходорковского, то, я думаю, что о них – по крайней мере, пока, пока сохраняется такое положение дел в России, которое имеет место сегодня, я имею в виду не только власть, но и умонастроение российского народа – ни о каких политических возможностях для Ходорковского говорить не приходится. Ходорковский в глазах большинства населения является просто человеком награбившим и сколотившим себе незаконно огромные капиталы, Люди, даже те – а таких немало – которые считают, что сам процесс несправедливый, и что судебная власть в данном случае находится под давлением исполнительной власти, все равно Ходорковскому, в большинстве своем, не сочувствуют, а считают, что он заслужил эту участь. Не потому, что он виноват в тех преступлениях конкретно, в которых его обвиняют, а просто потому, что «так ему и надо». И в этих условиях, когда ненависть к богатым людям в России настолько сильна, я не думаю, что Михаил Ходорковский может рассчитывать на роль популярного народного лидера. Он мог бы теоретически, может быть, рассчитывать на роль какого-то лидера элит, на ту роль, которую нащупывает для себя осторожно Михаил Касьянов сегодня. Но элиты настолько напуганы, настолько разобщены, и настолько им есть что терять, что, я думаю, и этого, во всяком случае, на сегодняшний день, не просматривается. Сейчас действительно, с одной стороны, недовольство разных слоев, разных групп населения растет по конкретным поводам, и люди довольно легко, не боясь, выходят и демонстрируют свои требования и свое недовольство властью… Это касалось, и демонстраций пенсионеров по поводу замены льгот денежными компенсациями, и вот, например, совсем недавняя демонстрация водителей автомобилей с правым рулем в ответ на распространившийся слух, что, вроде бы, будет сокращен импорт этих японских автомобилей… То есть, люди за свой конкретный интерес готовы выйти и демонстрировать свое недовольство. Но по абстрактным вопросам, по вопросам свободы, по вопросам демократии – абсолютно нет ни единства, ни готовности выступать под такими лозунгами. Да кроме того, у Михаила Ходорковского на сегодняшний день, в общем-то, и нет тех лозунгов, с которыми ассоциировалось бы его имя, и которые были бы популярны.

А.К.:
В своей публикации в «Вашингтон пост» в этот раз вы не касались экономических последствий приговора. Но я знаю, что в предыдущих статьях вы неоднократно указывали на то, что иностранных инвесторов обуревают страхи в связи с защитой имущественных прав в России. Утечка капитала заграницу, которая совсем недавно уменьшалась, в прошлом году увеличилась вчетверо. Каково возможное влияние приговора на экономические аспекты?

М.Л.:
Мне представляется, что сам по себе приговор не имеет отдельного значения. Приговор – лишь логическое следствие всего этого процесса. А последствия всего «дела Ходорковского» мы наблюдаем на протяжении последних полутора лет. И это очень негативные последствия для российской экономики. И прежде всего это связано с разрушением доверия, очень хрупкого и только как-то возникающего доверия между бизнесом и властью, которое как-то чуть-чуть стало появляться и укрепляться в путинский первый срок. И это вещь драгоценная для развития рыночной экономики, без которой ни рыночной экономики, ни демократии не может быть – именно доверие, доверие между властью и населением и между, в частности, бизнесом и властью. Это доверие полностью разрушено. Сам Путин в своем ежегодном обращении в этом году говорил о том, что нужно ограничить произвол налоговых органов в отношении бизнеса, но этот произвол является прямым результатом его собственной политики, политики российского президента. И, в частности, в огромной степени – дело «Юкоса», когда налоговые органы используются, как политический инструмент, это очень большой соблазн для налоговых органов других уровней, в других регионах России воспользоваться своей властью для примитивных, своекорыстных целей. И это, безусловно, происходит в сегодняшней России: растет коррупция, растет этот произвол. И конечно уменьшается от этого желание бизнесменов вкладывать свои средства в развитие бизнеса. Отсюда – утечка капитала. И отсюда – снижение темпов экономического роста. Это разрушение доверия – одно из самых тяжелых и самых негативных последствий, если говорить об экономической стороне дела. Преодолеть это недоверие будет невероятно сложно, и, заведомо, это может занять очень много времени.

А.К.:
Одним из тезисов вашей статьи является проведение параллелей между брежневским СССР и современной Россией. Не могли бы вы познакомить наших слушателей с аргументами в пользу такого сравнения?

М.Л.:
Меня очень поразило то, какими приемами пользовались власти, чтобы ограничить доступ сторонников Ходорковского для участия в пикетах, которые организовывались возле здания суда. Вдруг эта маленькая часть Москвы стала выглядеть так, как будто там объявлено чрезвычайное положение. Там, даже когда были разрешены пикеты, были тройные кордоны для того, чтобы пройти и принять участие в пикете и просто постоять там с плакатом. И, кроме того, то пространство, которое могло бы быть использовано пикетирующими, туда нагнали какую-то строительную технику под предлогом каких-то дорожных, ремонтных работ. Мне это немедленно напомнило историю так называемой «Бульдозерной выставки» 74 года, когда против неформальных художников, которые осмелились устроить несанкционированную выставку, просто на одном из московских пустырей, направили бульдозеры и какие-то грузовики с саженцами, под предлогом того, что вот, якобы, на этом пустыре сейчас надо сажать деревья. Это настолько похоже, настолько поразительно отсутствие фантазии, поразительное стремление использовать те самые приемы, которые существовали в застойные годы, что это невольно наводит на мысль о брежневском времени. Это, конечно, не удивительно, потому что, и сам Путин, и та элита, которая с ним вместе пришла к власти, те люди, которыми он укомплектовал в огромной степени государственные посты, это люди, профессиональное прошлое которых связано, в основном, с органами госбезопасности. И как раз – в 70 годы, как раз, когда такие приемы были в моде. Сам Путин в своей книге «Интервью от первого лица» рассказывал о таких методах, и рассказывал с каким-то восхищением, что вот как-то они ловко так проводили – «исподтишка», это его собственное слово – такие операции, чтобы «не торчали уши»… Но это чрезвычайно простодушное замечание, потому что, разумеется, «уши» торчали. Конечно, советское население было лояльным, оно было запуганным, режим был полицейский, но «уши»-то абсолютно торчали. И все прекрасно видели те приемы, которыми пользуется КГБ против диссидентов и вообще для того, чтобы удержать в повиновении народ. Всю абсурдность, всю маразматичность застойного режима огромное большинство населения прекрасно видело. И из того, что люди не протестовали, совершенно не следует, у КГБ «не торчали уши». Поэтому это замечание Путина означает, что он и тогда не понимал, как выглядит умонастроение советского народа, его окружавшего, и сейчас он не понимает, ни того, что было тогда, ни того, что теперь. Потому что эти «уши» торчат слишком очевидным образом. К сожалению, и умонастроение сегодня российских людей тоже похоже на те времена, и тоже – хотя, казалось бы, индивидуальных свобод неизмеримо больше сегодня: можно и путешествовать, и заниматься бизнесом, и многое читать, и даже писать, издания с небольшими тиражами вполне свободны – и, тем не менее, хотя несправедливость и отсутствие законности, и подчинение судебной власти Кремлю, все это очевидно, протеста против этого, практически, нет. Те пикеты и те сторонники Ходорковского, которые приходили, чтобы свою позицию высказать, насчитывали, в общем, во все эти дни оглашения приговора, какие-то там, в лучшем случае – полторы-две сотни человек. В первый день было около двух тысяч, а в последующие дни – какие-то десятки или, может быть 100-150 человек, не больше.

XS
SM
MD
LG