Еще лет пятнадцать назад иностранцев в цитадель советской ядерной физики – Институт имени Курчатова – не пускали. Институт открылся в 1943 году под кодовым названием «Лаборатория № 2». Его единственная задача – точнее, сверхзадача – заключалась в создании ядерной бомбы. Сегодня в российской столице, помимо «курчатовского», действуют еще десять ядерных реакторов.
«Из тех объектов, к которым мы имеем доступ, только на каждом пятом были усилены меры безопасности, – говорит Роберт Берлс, директор московского отделения Фонда «Инициатива против ядерной угрозы» опасности. Фонд был основан совместно медиа-магнатом Тэдом Тернером и бывшим сенатором Сэмом Нанном. – Курчатовский институт – первый, в котором при содействии экспертов министерства энергетики США были усилены меры безопасности. Это сравнительно открытый объект с несколькими установками. На мой взгляд, при желании туда без особых трудностей могут проникнуть террористы. И тогда они устроят в Москве такое, что Господь не приведи!»
На территории институтского комплекса ныне стоят переоборудованные бронетранспортеры со счетчиками радиоактивности, круглосуточно дежурят солдаты МЧС. Снят также учебный фильм, повествующий о мерах безопасности. В чрезвычайной ситуации включается звуковой сигнал тревоги. Пока аварийной ситуации не было, однако никто от нее не застрахован. Доподлинно известен по крайней мере один случай, когда террористы рассматривали возможность нападения на Курчатовский институт.
В октябре 2002 года российский спецназ штурмовал московский театр на Дубровке, где засели чеченские террористы; в течение трех дней они держали заложниками девятьсот человек. Спецназовцы закачали в помещение неизвестный газ нервно-паралитического действия; боевики погибли, но вместе с ними и сто двадцать девять заложников. И пока на Дубровке разворачивались драматические события, в Курчатовском институте царило большое беспокойство…
«Один мой приятель, сотрудник института, был немедленно вызван на работу, чтобы остановить главный реактор. Так что в ситуации реальной опасности Кремль действует весьма оперативно», – говорит московский военный обозреватель Павел Фельгенгауэр.
«Пока нам просто везет, исключительно везет, поскольку, скажем, еще в году девяностом ситуация была настолько критическая, что могло произойти самое ужасное, – замечает эксперт Фонда Карнеги Александр Пикаев. – Даже если 99% всех ядерных объектов надежно прикрыты, этого мало, так как материалов, похищенных даже с одного плохо охраняемого объекта, будет достаточно для производства ядерного боезаряда».
Россия и США много говорят о демонтаже элементов своих ядерных арсеналов. Ракеты распиливают, извлекают из боевых частей расщепляющиеся материалы, корпуса переплавляют на металлолом. В рамках инициативы, запущенной американскими сенаторами Нанном и Лугаром, только в прошлом году в России были деактивированы 312 ядерных боеголовок. Но работы еще непочатый край: больше половины российских атомных материалов на сегодня должным образом не защищены.
К тому же снятие боеголовок с вооружения, устраняя прежние проблемы, создает новые. «Снятие боеголовки с вооружения еще не значит, что ее содержимое уничтожается, – говорит Павел Фельгенгауэр. – Материалы не исчезают, а где-то складируются, как можно предположить, в местах менее защищенных, чем пункты боевого дежурства ракет. Таким образом, с демонтажем возникает несколько парадоксальная ситуация, и устранить ее сложно – ввиду отсутствия полного доверия между сторонами и неопределенности общего курса американо-российских отношений».
Обеспокоенность Вашингтона отходом от демократических реформ при Путине усугубляется нежеланием России допустить американских инспекторов на свои ключевые атомные объекты – якобы по причине нежелания американской стороны пускать российских инспекторов на ядерные объекты в США.
Государственный секретарь Кондолиза Райс обсуждала этот вопрос в российской столице с Владимиром Путиным и его помощниками. На радиостанции «Эхо Москвы» г-жу Райс спросили, не посягает ли Америка на российский суверенитет своими требованиями инспекций. «Инспекции, на наш взгляд, не следует увязывать с суверенитетом, – ответила она. – Это сугубо вопрос сотрудничества и обеспечения надлежащей безопасности демонтируемых ядерных боезарядов».
Споры вокруг инспекций – не единственная причина, по которой тема российских слабо охраняемых ядерных боеприпасов не сходит с полос американских газет и тормозит прогресс разоружения в целом. Дело в том, что российские и американские ракетно-ядерные средства по сей день остаются в состоянии повышенной боевой готовности. «Это проблема не техническая, а в высшей степени политическая, подлежащая разрешению только первыми лицами двух государств», – считает Павел Фельгенгауэр.
