В российской прессе часто звучит мысль о том, что в американо-российских отношениях наступил этап трезвой оценки, пришедшей на место сначала эйфории по поводу крушения коммунизма, а затем разочарования, вызванного тем, что блага рыночной экономики появляются не так быстро, как хотелось…
Русская служба «Голоса Америки» попросила прокомментировать ситуацию заместителя генерального директора московского Фонда «Центр политических технологий» Бориса Игоревича Макаренко.
Марк Белл: В этом году отмечалось двадцатилетие перестройки, и во внешнеполитической сфере, конечно, это была, прежде всего, перестройка российско-американских отношений. Как сейчас, через двадцать лет, с высоты исторического опыта, можно посмотреть на эти отношения? Как они видятся из Москвы сейчас?
Борис Макаренко: Я думаю, что они сейчас подошли к некоему логическому завершению определенного этапа. С одной стороны, наконец-то Америка поняла, что Россия до Запада не дошла, хотя приблизилась к нему достаточно близко. Мы же поняли, что мы в ближайшее время до Запада не дойдем.
Сейчас, наверно, такой период, когда у обеих сторон есть некие эмоции – иногда рациональные, иногда не очень – по поводу осознания нынешней ситуации. Потому что, если вспомнить недавний визит украинского президента в Вашингтон, то в связи с ним появилась надежда, что Украина будет снята с поправки Джексона-Вэника. Очевидно, что эта поправка, годившаяся в разгар «холодной войны», если почитать ее текст, вообще не должна была применяться к государствам, возникшим на постсоветском пространстве. Какое отношение к тексту поправки имеет Киргизия, Армения, Азербайджан?! Она стала просто инструментом политического давления на Россию и на все постсоветские государства. И первым делом поправку снимут, скорее всего, не с России, а с другого постсоветского государства. Это достаточно наглядный пример того, где находятся американо-российские отношения через двадцать лет.
М.Б.: То есть вы рассматриваете это как некое трезвое осознание реальности, после чего нужно двигаться дальше. В какую сторону?
Б.М.: Если через двадцать лет после начала перестройки непонятно, почему в отношении России и остальных постсоветских государств действует поправка Джексона-Вэника, то это значит, что американские законодатели, принявшие поправку и обладающие возможностью ее отменить, по-прежнему считают, что Россия не является частью демократического мира.
М.Б.: Каким образом, по-вашему, курс нынешней американской администрации может повлиять на внутриполитическое положение в России?
Б.М.: Вот когда президент Буш во время своего выступления в Брюсселе поднял тему демократизации России, на мой взгляд, это было оправдано. Это было сделано достаточно корректно. Была поставлена реальная проблема. Я считаю, что с демократизацией в России возникли очень серьезные проблемы. И если в XXI веке по-прежнему вмешиваться во внутренние дела других стран нельзя, если речь не идет о геноциде или гуманитарной катастрофе, то… Если Россия хочет, чтобы она была полноправным членом «Большой восьмерки» и других институтов, образованных демократическими странами, то, конечно, она должна понимать, что от нее будут ожидать соблюдения определенных правил поведения, принятых в этом клубе.
После этого высказывания президента Буша в Брюсселе в России было много нервных реакций. Но президент Путин, хотя он часто высказывается против такого вмешательства, сказал, что критика, выраженная в корректной форме, идет на пользу. Так что если для демократизации применяется такое дипломатичное давление – я считаю, что оно идет на пользу России и, наверно, другим странам.
М.Б.: Среди российской оппозиции, судя по прессе, явно ощущается некая обида на то, что она не смогла возглавить события, подобные «оранжевой революции». На кого обижаются оппозиционеры? На Кремль? На народ? Или на самих себя?
Б.М.: Оппозиция? Где вы ее нашли? Если говорить об оппозиции, то нет у нас единой оппозиции. У нас есть коммунисты, которые последнюю революцию сделали в семнадцатом году, а с тех пор стремились никаких революционных и даже модернизаторских движений в стране не допускать. У нас есть националисты из «Родины» Их лидер господин Рогозин постоял на майдане Незалежности рядом с Ющенко в оранжевом шарфе и вообще активно пытается монополизировать оранжевый цвет в России – припасает на будущие избирательные компании. Но я что-то не помню, чтобы кто-то из нашей оппозиции жалел об «оранжевых революциях», которых в России пока еще не было.
М.Б.: Как вы думаете, что будет доминировать в отношениях между Москвой и Вашингтоном – соперничество или сотрудничество?
Б.М.: Я думаю, и то и другое. К счастью, нынешнее соперничество уже очень не похоже на соперничество времен «холодной войны», когда обе стороны сидели в окопах и смотрели друг на друга через прицел. Но это и не то соперничество, которое разделяет США с их союзниками по НАТО в «старой Европе» и больше напоминает кухонные споры. Наше соперничество связано с рядом геополитических вопросов. Для России неприемлема иракская операция. Но она неприемлема и для ряда других американских союзников. Соперничество у нас в экономической сфере. И здесь, конечно, России трудно: она недостаточно конкурентоспособна. Это соперничество разворачивается не просто в том, что Россия всегда считала сферами своего влияния, а и в том, что Россия считала своими рынками.
