«Голос Америки»: Борис Иосифович, как у вас зародился замысел этой серии портретов?
Борис Жутовский: Никакого замысла сначала не было. Гуляли мы однажды ранней весной 70-го года по Коктебельскому пляжу с поэтом Борисом Слуцким, о чем-то болтали, и он мне говорит: «Боречка, перестаньте валять дурака, начните рисовать портреты своего времени. Ведь вы человек, больной историей, надо собирать время». С этого все и началось. Я ему говорю: «Борис Абрамович, садитесь, я нарисую ваш портрет. Этот портрет Слуцкого есть в книге.
«Г.А.»: Так что он вроде бы родоначальник…
Б.Ж.: Да, он как бы бросил идею, а я ее с тех пор реализую. Этому занятию больше тридцати лет.
«Г.А.»: А идея прокомментировать портреты когда пришла?
Б.Ж.: Это как бы постепенно набрякало. Нарисовал этого, нарисовал того… Накопилось тридцать-сорок портретов. Приходят друзья – ты начинаешь им рассказывать про человека, которого нарисовал. Двадцать раз рассказал, тридцать раз – надоело, Решил: про это надо написать и опубликовать где-то. Портреты с моими воспоминаниями прошли в России по целому ряду периодических изданий, а потом я решил, что из этого надо сделать книжку. Портретов накопилось более трехсот, из них я выбрал 101 – вот так немножко закапризничал.
«Г.А.»: : Вам посчастливилось общаться со многими выдающимися личностями – от академика Сахарова до Никиты Хрущева, от Александра Галича до Аркадия Райкина. Кто из них произвел на вас самое сильное впечатление?
Б.Ж.: Это совершенно невозможно сказать – это же «штучный товар», «штучные люди». Я бы даже не ставил так вопрос – все они ошеломляющие личности. Когда я начал делать эту книжку, меня посетила такая странная мысль: Господи, мой дедушка, Дмитрий Иванович Архангельский, портрет которого есть в книге, – надысь, двадцать третьего февраля ему исполнилось бы сто двадцать лет... Выходит, я же нарисовал больше чем столетие! Или вот портрет Виктора Борисовича Шкловского – тысяча восемьсот девяносто третьего года рождения. А последние в этом ряду, например, Юра Мираков, рисованы в две тысячи третьем году. 120 лет жизни страны – это нешуточное дело.
«Г.А.»: Кто-то остался за кадром? Кого-то вы хотели бы присоединить к этой плеяде?
Б.Ж.: Безусловно. Я не успел нарисовать портрет Володи Высоцкого. Из политических деятелей мне не удается нарисовать Михаила Сергеевича Горбачева и Бориса Николаевича Ельцина. В моем восприятии это исторические личности, чего бы про них не говорили - сегодня завтра, вчера, позавчера. Это - история. Конечно, мне хотелось бы нарисовать многих. Но, знаете, силы-то ограничены. А, потом, триста портретов - это ведь тоже неплохо.
«Г.А.»: Да, размах у вас поистине эпохальный.
Б.Ж.: Ну, немножко есть. До эпохального я не дотянул, но получилось, получилось.
«Г.А.»: Глядя на лица в вашем альбоме, поражаешься их монументальности, скульптурности. Вы их как бы лепите. Вы намеренно выбрали такой прием?
Б.Ж.: Да, намеренно. Вначале я даже хотел дать альбому название «Ландшафты лица». Мне хотелось запечатлеть эти буераки, овраги, морщины, морды… ну, как земля – земля-то ведь тоже вся в морщинах и трещинах . Это свидетельства времени…
«Г.А.»: Такими вам видятся люди этой эпохи?
Б.Ж.: Не только этой – любой эпохи. Люди живут, и на их лицах отражается время, которое они прожили. Почему я не очень много рисую женщин? Потому что они хотят быть моложе и красивее – и совершенно правы. Но мне-то хочется порыться в буераке…
«Г.А.»: У вас профессионально острый взгляд художника. Та имперская эпоха ушла в прошлое. Читаете ли вы в лицах ваших сегодняшних современников что-то новое, иное? Я имею в виду не только «новых русских».
Б.Ж.: Пожалуй, нет. Дело в том, что внутренние изменения в людях происходят гораздо медленнее социальных, политических изменений и катаклизмов. Это, помните, как в нашей прежней жизни - что бы ни произошло, партия и правительство требовали, чтобы на эту тему сразу же было написано художественное произведение, роман, например. Объявили о лесопосадках - сразу же роман о лесопосадках, объявили кампанию, что какие-то каналы надо рыть, - тут же немедленно произведение о каналах. Искусство зреет медленнее – как и люди. Политическим обстоятельствам необходимы немедленный поступок и немедленная реакция. У искусства - своя скорость, а у жизни – своя. Невозможно заставить человека жить быстрее, чем ему предназначено.
«Г.А.»: Эпоха официального и неофициального искусства, характерная для того периода российской истории, который запечатлен в вашем альбоме, - закончилась. В моду как будто вошел заказной портрет. Как вы относитесь к этому?
Б.Ж.: Ну, я пока не знаю, есть ли заказной портрет как доминанта в современной жизни. И, вообще, я не радуюсь тому, что пришло. Тогда был диктат идеологии, диктат партии. Сейчас наступает другой диктат – диктат денег, и это едва ли не хуже. Во всяком случае, не лучше. Потому что человек, который платит деньги, хочет немедленно видеть себя на двадцать лет моложе, сильно приукрашенным. Те, кто зарабатывает деньги – люди другого вкуса… Это довольно сложная коллизия.
«Г.А.»: Ваша серия «Последние люди империи» - совершенно исключительное явление. Это как бы собирательный портрет ушедшей под воду Атлантиды. Не обращалось ли к вам крупные национальные хранилища, скажем, Исторический музей или Третьяковская галерея, с предложением приобрести эти портреты в свои коллекции?
Б.Ж.: Увы, не обращались. В лучшем случае кто-нибудь из них скажет: «Подарите нам ее». Но мне жить надо, я пожилой человек, у меня жизнь еще идет, нужны деньги, чтобы существовать, а в России сегодня это - абсолютно актуальная проблема. Поэтому ни о каких подарках речи быть не может… Нет, пока что никто не обращался.
