Рекс Уэйд: «Люди, которые начинают революции, редко их завершают. И это совершенно точно характеризует события 1917 года в России»
Американский историк размышляет об уроках революции в России и о том, почему революции не выходят из моды.
Рекс Уэйд, профессор Университета Джорджа Мэйсона (Rex Wade, George Mason University), специализируется на изучении революции 1917 года в России. Автор многих книг, в частности «Большевистская революция и Гражданская война» (The Bolshevik Revolution and Russian Civil War (2001), «Русская революция 1917 года» (The Russian Revolution, 1917), «Красная Гвардия и рабочие дружины в Русской революции» (Red Guards and Workers' Militias in the Russian Revolution) и др. Ныне работает над книгой «Долгая революция: Россия 1880-1930» (The Long Revolution: Russia 1880-1930).
Алекс Григорьев: Как вы оцениваете революционные события 1917 года в России?
Рекс Уэйд: Когда люди говорят о русской революции 1917 года, они обычно используют формулировку «большевики взяли власть». Однако, безусловно, это было намного более сложное, многослойное и многоэтапное событие.
Мой любимый афоризм на тему революции звучит так: люди, которые их начинают редко их завершают. И это совершенно точно характеризует события 1917 года в России.
Здесь обязательно принимать в расчет революцию 1905 года. Она была во многом безуспешной, однако она заставила царя Николая поделиться частью политической власти – конечно, не в той мере, как рассчитывал народ, и не в той мере, чтобы разрешить проблемы, существовавшие в стране и снять революцию с повестки дня.
В 1917 году революция началась примерно так же, как мы недавно наблюдали в Египте и иных ближневосточных государствах – это была комбинация массовых уличных демонстраций и вовлечения в революционный процесс части элит. На последнем этапе некоторые высокопоставленные военные примыкали к этому движению, направленному на смену автократического режима. В результате, к власти пришло Временное правительство, которое я бы назвал «либеральным» и конституционно-ориентированным. Однако этим процесс не закончился: участников революции по большому счету объединяла только цель смещения монархии, после того, как Николай отрекся от престола, они начали спорить о том, какой режим им следует создавать.
Часто забывают о том, что внутри Временного правительства происходили невероятно важные изменения: консерваторы его покидали, а его члены левых взглядов все более радикализировались. Временное правительство пережило несколько крупных реструктуризаций, каждое из которых знаменовало новый этап политической радикализации. Потом в августе произошла безуспешная попытка военного переворота, а в октябре – успешная большевистская революция. Тогда большинство россиян восприняли большевистское правительство, как новую версию Временного. Сами большевики были уверены, что они начали совершенно новую фазу революции.
То есть, революции всегда проходят через нескольких этапов, причем каждый этап – от самого небольшого до самого кардинального – но, по сути дела, представляет из себя новую революцию, составную часть продолжающегося процесса. Иногда эти изменения происходят достаточно быстро – как в России в 1917 году, а иногда они занимают намного большее время, как, например, во Франции.
Возвращаясь к событиям «арабской весны», важно подчеркнуть, что достаточно нетипично, когда революции немедленно приводили к стабилизации ситуации в том или ином государстве. Иногда они приводят к небольшим изменениям – например, к изменениям в составе правительства, а иногда – к очень большим. И, конечно, всегда сохраняется вероятность того, что к власти в государстве придут военные.
А.Г.: В США понимали, что происходит в России?
Р.В.: Нет, не понимали. Если вы почитаете газеты, которые в 1917 году издавались в Нью-Йорке, Лондоне или Париже, то придете к простому выводу: авторы этих статей не понимали – что происходит в России. Впрочем, и сами жители России полностью этого не осознавали. Но в российских газетах публиковались другие оценки происходящего. А после прихода большевиков к власти, иностранным корреспондентам стало намного сложнее работать. Через короткое время, большевики стали активно практиковать цензуру и ограничивать доступ к информации.
То есть, до середины 1920-х годов жители иных государств постоянно дезинформировались о том, что на самом деле происходит в России. А после этого возможность получать более-менее адекватную информацию полностью исчезла – Сталин закрыл эту возможность.
А.Г.: Известно, что очень многие революции приводили к страшному кровопролитию. Тем не менее, революции регулярно входят в моду. Почему?
Р.В.: Когда человек живет под властью режима, который считает – иногда вполне заслуженно – репрессивным и отсталым, он хочет больше свободы, и чтобы эта свобода была обеспечена в максимально короткие сроки. И он понимает, что пока этот режим находится у власти, и этой власти его невозможно лишить обычными методами, то начинает мечтать о революции, как о способе достижения этой цели. Это классическое рассуждение, которое, тем не менее, во многом сохраняет свою актуальность и сегодня.
В 20 веке, к требованиям политических прав и свобод, добавились требования экономических и социальных изменений. То есть, люди хотели избавиться не только от диктатуры, но и радикальной реструктуризации общества. Именно к этим чувствам апеллировали марксизм и социализм. Эта тема сохраняет свою актуальность и сегодня: люди мечтают о более равной социально экономической структуре общества, чего невозможно достичь в условиях правления «старого режима». Они смешивают социально-экономические и политические надежды. В последнее время – и особенно на Ближнем Востоке – к этому добавился религиозный элемент.
А.Г.: Кто более выиграл: государства, прошедшие через революции, или государства которые произвели необходимые и изменения эволюционным путем?
Р.В.: Все зависит от того, в какой ситуации находится наблюдатель. Если он живет в государстве, где происходят постепенные изменения, его оценка одна, а если он живет в государстве, где изменения невозможны (или он считает, что невозможны) – то иначе.
Николая Второго пытались убедить в необходимости реформ, но он не пошел на них, и все закончилось революцией. События по этому сценарию могут происходить везде. Если человек живет в бедности и голоде, если он считает, что для достижения тех или иных исключительно важных для него целей необходима революция, то он никогда не согласится с тем, что эволюция лучше, чем кардинальный слом системы.
Ответ на этот вопрос также зависит от того, какое место человек занимает в системе, какие изменения он считает необходимыми произвести, и насколько велики его надежды на то, что эти изменения будет возможно произвести мирным путем.
А.Г.: Насколько значителен интерес к революции 1917 года в современном американском университете?
Р.В.: У нас очень большой университет и я могу сказать, что многие интересуются российской историей. В прошлом учебном году на два курса, которые веду я – «Современная Россия и СССР» и «Революционная Россия» – мы могли набрать 60 студентов, и все места оказались заняты.
Рекс Уэйд, профессор Университета Джорджа Мэйсона (Rex Wade, George Mason University), специализируется на изучении революции 1917 года в России. Автор многих книг, в частности «Большевистская революция и Гражданская война» (The Bolshevik Revolution and Russian Civil War (2001), «Русская революция 1917 года» (The Russian Revolution, 1917), «Красная Гвардия и рабочие дружины в Русской революции» (Red Guards and Workers' Militias in the Russian Revolution) и др. Ныне работает над книгой «Долгая революция: Россия 1880-1930» (The Long Revolution: Russia 1880-1930).
Алекс Григорьев: Как вы оцениваете революционные события 1917 года в России?
Рекс Уэйд: Когда люди говорят о русской революции 1917 года, они обычно используют формулировку «большевики взяли власть». Однако, безусловно, это было намного более сложное, многослойное и многоэтапное событие.
Мой любимый афоризм на тему революции звучит так: люди, которые их начинают редко их завершают. И это совершенно точно характеризует события 1917 года в России.
Здесь обязательно принимать в расчет революцию 1905 года. Она была во многом безуспешной, однако она заставила царя Николая поделиться частью политической власти – конечно, не в той мере, как рассчитывал народ, и не в той мере, чтобы разрешить проблемы, существовавшие в стране и снять революцию с повестки дня.
В 1917 году революция началась примерно так же, как мы недавно наблюдали в Египте и иных ближневосточных государствах – это была комбинация массовых уличных демонстраций и вовлечения в революционный процесс части элит. На последнем этапе некоторые высокопоставленные военные примыкали к этому движению, направленному на смену автократического режима. В результате, к власти пришло Временное правительство, которое я бы назвал «либеральным» и конституционно-ориентированным. Однако этим процесс не закончился: участников революции по большому счету объединяла только цель смещения монархии, после того, как Николай отрекся от престола, они начали спорить о том, какой режим им следует создавать.
Часто забывают о том, что внутри Временного правительства происходили невероятно важные изменения: консерваторы его покидали, а его члены левых взглядов все более радикализировались. Временное правительство пережило несколько крупных реструктуризаций, каждое из которых знаменовало новый этап политической радикализации. Потом в августе произошла безуспешная попытка военного переворота, а в октябре – успешная большевистская революция. Тогда большинство россиян восприняли большевистское правительство, как новую версию Временного. Сами большевики были уверены, что они начали совершенно новую фазу революции.
То есть, революции всегда проходят через нескольких этапов, причем каждый этап – от самого небольшого до самого кардинального – но, по сути дела, представляет из себя новую революцию, составную часть продолжающегося процесса. Иногда эти изменения происходят достаточно быстро – как в России в 1917 году, а иногда они занимают намного большее время, как, например, во Франции.
Возвращаясь к событиям «арабской весны», важно подчеркнуть, что достаточно нетипично, когда революции немедленно приводили к стабилизации ситуации в том или ином государстве. Иногда они приводят к небольшим изменениям – например, к изменениям в составе правительства, а иногда – к очень большим. И, конечно, всегда сохраняется вероятность того, что к власти в государстве придут военные.
А.Г.: В США понимали, что происходит в России?
Р.В.: Нет, не понимали. Если вы почитаете газеты, которые в 1917 году издавались в Нью-Йорке, Лондоне или Париже, то придете к простому выводу: авторы этих статей не понимали – что происходит в России. Впрочем, и сами жители России полностью этого не осознавали. Но в российских газетах публиковались другие оценки происходящего. А после прихода большевиков к власти, иностранным корреспондентам стало намного сложнее работать. Через короткое время, большевики стали активно практиковать цензуру и ограничивать доступ к информации.
То есть, до середины 1920-х годов жители иных государств постоянно дезинформировались о том, что на самом деле происходит в России. А после этого возможность получать более-менее адекватную информацию полностью исчезла – Сталин закрыл эту возможность.
А.Г.: Известно, что очень многие революции приводили к страшному кровопролитию. Тем не менее, революции регулярно входят в моду. Почему?
Р.В.: Когда человек живет под властью режима, который считает – иногда вполне заслуженно – репрессивным и отсталым, он хочет больше свободы, и чтобы эта свобода была обеспечена в максимально короткие сроки. И он понимает, что пока этот режим находится у власти, и этой власти его невозможно лишить обычными методами, то начинает мечтать о революции, как о способе достижения этой цели. Это классическое рассуждение, которое, тем не менее, во многом сохраняет свою актуальность и сегодня.
В 20 веке, к требованиям политических прав и свобод, добавились требования экономических и социальных изменений. То есть, люди хотели избавиться не только от диктатуры, но и радикальной реструктуризации общества. Именно к этим чувствам апеллировали марксизм и социализм. Эта тема сохраняет свою актуальность и сегодня: люди мечтают о более равной социально экономической структуре общества, чего невозможно достичь в условиях правления «старого режима». Они смешивают социально-экономические и политические надежды. В последнее время – и особенно на Ближнем Востоке – к этому добавился религиозный элемент.
А.Г.: Кто более выиграл: государства, прошедшие через революции, или государства которые произвели необходимые и изменения эволюционным путем?
Р.В.: Все зависит от того, в какой ситуации находится наблюдатель. Если он живет в государстве, где происходят постепенные изменения, его оценка одна, а если он живет в государстве, где изменения невозможны (или он считает, что невозможны) – то иначе.
Николая Второго пытались убедить в необходимости реформ, но он не пошел на них, и все закончилось революцией. События по этому сценарию могут происходить везде. Если человек живет в бедности и голоде, если он считает, что для достижения тех или иных исключительно важных для него целей необходима революция, то он никогда не согласится с тем, что эволюция лучше, чем кардинальный слом системы.
Ответ на этот вопрос также зависит от того, какое место человек занимает в системе, какие изменения он считает необходимыми произвести, и насколько велики его надежды на то, что эти изменения будет возможно произвести мирным путем.
А.Г.: Насколько значителен интерес к революции 1917 года в современном американском университете?
Р.В.: У нас очень большой университет и я могу сказать, что многие интересуются российской историей. В прошлом учебном году на два курса, которые веду я – «Современная Россия и СССР» и «Революционная Россия» – мы могли набрать 60 студентов, и все места оказались заняты.