На публике Сюзан Cонтаг была безапелляционным судьей и бескомпромиссным критиком всего и вся, а в частной жизни – уязвимой, сомневающейся и довольно скрытной натурой. На этом парадоксе концентрирует внимание Нэнси Кейтс (Nancy D. Kates), режиссер нового документального фильма «О Сюзан Сонтаг» (Regarding Susan Sontag).
8 декабря лента об этом выдающемся американском литераторе, критике, философе и общественном деятеле 20-го века показывается кабельным телеканалом HBO. Премьера фильма «О Сюзан Сонтаг» состоялась в апреле в рамках кинофестиваля «Трайбека».
Сюзан Сонтаг (1933-2004), автор 16 книг эссеистики и прозы, завоевала репутацию влиятельного и провокативного автора, радикального комментатора политической и культурной жизни Америки и мира. Фильм Нэнси Кейтс показывает важные вехи биографии и карьеры Сонтаг, уроженки Нью-Йорка, учившейся в университетах Беркли, Чикаго и стажировавшейся в Оксфорде. Ее первый роман «Благодетель» вышел в 1963 году, а годом спустя появилось ее эссе «Заметки о “кэмпе”», введшие в культурный обиход понятие «кэмпа», то есть вульгаризмов разного сорта, используемых в качестве выразительного средства. Три года спустя сборник эссе «Против интерпретации» принес ей еще большую известность в интеллектуальных кругах. Она была активной участницей феминистского и антивоенного движения. Критиковала войну во Вьетнаме, в 1968 году посетила Ханой во время американских бомбардировок.
С режиссером Нэнси Кейтс по телефону побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Нэнси, если позволите, я начну с личных воспоминаний. В 2003 году, за год до смерти Сюзан Сонтаг, мне посчастливилось взять у нее интервью о книге Леонида Цыпкина «Лето в Бадене». Она была горячим энтузиастом этого романа, и очень эмоционально и восторженно о нем говорила. Кроме того, она мне тогда же призналась, что обожает проводить время в ресторане «Русский самовар».
Нэнси Кейтс: Да, конечно, я знаю об этой ее любви к малоизвестной прекрасной русской книге, которую она открыла для американского читателя. Я говорила об этом с Мишей, сыном Цыпкина. И про ее посещения «Русского самовара» тоже осведомлена. Но, увы, включить все это и многое другое в фильм не представлялось возможным.
О.С.: Понятно, материал огромный. Вы показываете личность Сонтаг через воспоминания о ней родных, друзей, коллег и ученых, через кадры хроники, фрагменты записей бесед с ней, ее собственные слова, которые за кадром читает Патрисия Кларксон. По какому принципу структурировали фактический материал, что в этом процессе было самое сложное?
Н.К.: Ну, во-первых, у меня был прекрасный монтажер Джон Хэптас, он же мой соавтор сценария. Нам нужно было сделать «ассамбляж» – своего рода аудиовизуальное лоскутное одеяло, где каждый фрагмент-кусочек нашел бы свое место. Конечно, в этом процессе должна быть логика. Ты не можешь сказать, что Сонтаг написала эту конкретную книгу, не сказав, что до этого она училась в университете в Чикаго. Определенной подчиненности хронологическому принципу не избежать.
О.С.: Но при этом вы как бы укрупняете определенные моменты биографии Сонтаг, например, ее взаимоотношения с Энной Лейбовиц и другими персонами, для нее очень значимыми.
Н.К.: Увы, эти укрупнения имели и обратную сторону. При окончательном монтаже пришлось, как я уже сказала, многим поступиться. Например, вылетела вся линия дружбы Сонтаг с Бродским, ее богемная жизнь в эру диско, когда она стала завсегдатаем «Студии 54». Увы, всегда приходится чем-то жертвовать.
О.С.: Вы используете необычные изобразительные приемы – наложения кадров, поэтическую символику, какие-то сюрреалистические ассоциации. Как вы это делали? Использовали компьютерные эффекты?
Н.К.: Практически все делалось руками. Мы очень долго снимали фильм, и у этого обстоятельства есть одна хорошая сторона. Мы работали в студиях в разных местах, и я показывала нашему художнику-постановщику, какие у меня возникли идеи, например, по использованию больших вырезанных букв, которые могут складываться в разные комбинации. Использовали дигитальные камеры и проекторы. Снимали листок бумаги, брошенный в аквариум. Только в одном из эпизодов прибегли к анимации, сделанной на компьютере. Для нас было важно создать эффект всамделишности, ручной работы.
О.С.: Очевидно важной для вас является интимная жизнь Сонтаг и ее гомосексуальность. Вы задумывались над тем, в какой степени откровенно следует показывать эту сторону ее личности?
Н.К.: Я не открывала ничьих секретов. Незадолго до своей смерти, Сонтаг передала свой архив Калифорнийскому университету в Беркли. В нем было много информации о ее личной жизни, любовных связях с разными женщинами. Если бы она не захотела придать огласке свои тайны, она просто бы исключила эти материалы из числа переданных архиву. Я не хотела утаивать правду о Сонтаг, ведь зачем тогда снимаются документальные фильмы... Специфика и сложность в документальном рассказе о знаменитых геях и лесбиянках в том, что, как правило, они далеки от моногамности. И это накладывает отпечаток на личность. Когда у Сонтаг был роман с Лусиндой Чайлдс (американская танцовщица и хореограф. – О.С.), она больше писала о танце, о балете, когда же жила с Николь Стефан (французская актриса, продюсер, меценат – О.С.), то в круг ее духовных интересов вошел французский кинематограф новой волны, и она сама стала делать фильмы.
О.С.: Вы были лично знакомы?
Н.К.: Когда я училась в колледже, я впервые прочитала «Против интерпретации» и другие ее эссе. И очень заинтересовалась автором. Я видела ее лишь один раз, в Бостоне. Она тогда ставила как режиссер «Жака и его хозяина» (пьеса Милана Кундеры – О.С.) в Американском Репертуарном театре в Кембридже. Я тогда написала курсовую работу об эссе «Против интерпретации» и, увидев ее, сказала ей об этом. Она бросила на меня, как мне показалось, презрительный взгляд. Все наше общение продолжалось секунд 30 (смеется). Но я нисколько не в обиде на нее – можно представить, сколько людей добивались ее внимания всеми способами, и как эта назойливость может раздражать и утомлять.
О.С.: Когда интерес к Сонтаг трансформировался в желание снять фильм?
Н.К.: Все произошло не одномоментно. После ее смерти я посмотрела на книжную полку у себя дома. На ней стояли семь книг Сонтаг. И я поняла, что хочу снять о ней фильм. Проект меня пугал, я долго колебалась. У меня был задор, но меня подавлял интеллектуальный масштаб Сонтаг. Хватит ли у меня сил и упорства? Но потом отбросила сомнения. Меня очень заинтересовали «ножницы» между ее публичной репутацией «леди-дракона словесности» и тем, как она себя сама оценивала. Сонтаг комплексовала и мучилась сомнениями – как все простые смертные.
О.С.: Вы показываете в фильме ее драматичную борьбу с тяжелой болезнью...
Н.К.: Да, такое испытание выпадает не всякому – три последовательных онкологических диагноза. Причем первый Сонтаг успешно одолела – вопреки прогнозам врачей, предрекавших ей скорый уход. Горькая ирония в том, что интенсивная и, видимо, чрезмерная химиотерапия во время борьбы со вторым диагнозом, которая помогла ей выжить, стала очевидной причиной возникновения третьей опухоли, ставшей смертельной.
О.С.: Было ли что-либо в биографии вашей героини, что вы хотели бы обойти?
Н.К.: Я – нет, она – да. Как писатель, Сонтаг хотела дотянуться до уровня Толстого или Томаса Элиота. Но писала прозу не «сердцем», а «головой», потому что вынуждена была долгие годы скрывать свою гомосексуальность. Ей казалось, что такое признание сделает ее в глазах многих литератором «второго сорта».
О.С.: Насколько сегодня, через десять лет после ее смерти, востребовано ее творческое наследие?
Н.К.: Я не философ и не литературный эксперт, но я вижу, что и в наши дни мысли и идеи Сонтаг чрезвычайно актуальны. Один из моих друзей придумал игру. Каждый раз, когда газета «Нью-Йорк таймс» упоминает имя Сонтаг, он присылает мне письмо по электронной почте со ссылкой и фразой «Сонтаг – бинго!». Так вот, не проходит недели, чтобы я не получала такое сообщение. Сегодня, когда бушует Фергюсон, когда кипят политические и расовые страсти, когда технологии кардинально меняют нашу жизнь, очень не хватает ее зоркого взгляда и блестящего ума.