Российский Минюст на прошлой неделе неожиданно поддержал закон о домашнем насилии. Неожиданно, потому что ранее замминистра юстиции Максим Гальперин обвинил родственников жертв домашнего насилия в попытке «подорвать правовые механизмы». По словам чиновника, масштабы домашнего насилия в отношении женщин преувеличены, а мужчины просто не жалуются на избиения. Позже глава аппарата Гальперина Андрей Федоров заявил, что ведомство все-таки поддерживает закон, а проблема насилия в России действительно серьезна. Тем временем противники закона о домашнем насилии устраивают акции и даже проводят молитвенные стояния, чтобы его не приняли. Почему общество так сопротивляется этому закону? Как выглядит типичная история жертвы домашнего насилия? И как помочь женщине, оказавшейся в такой ситуации? Об этом «Голосу Америки» рассказали психологи общественного объединения «Радислава» Наталия Ященко и Алена Финская.
Ксения Туркова: Я заметила, что в этом году на конкурсах «Слово года» в разных странах было много слов, связанных с гендером, с женщинами и с насилием в отношении женщин. Во Франции, к примеру, победило слово «феминицид» – убийство женщин, насилие в отношении женщин. В длинном списке российских слов фигурировали слова «домашнее насилие» и «абьюз». Эта тема действительно была особенно актуальной в этом году?
Наталия Ященко, психолог
Наталия Ященко: Да, об этом стали много писать и говорить. Мы работаем на горячей линии, и у нас стало гораздо больше звонков. Причем обращаются не только те, кто страдает от домашнего насилия, но и те, кто стал свидетелем абьюза. Например, те, кто видит, как общаются соседи, прохожие на улице. Я помню, звонила женщина, которая хотела помочь своей сестре, она спрашивала, какие слова подобрать, как донести до нее, что происходящее у нее в семье – это не нормальная обстановка, а абьюз, и с этим надо что-то делать. То есть включаются даже люди, которые сами непосредственно не страдают от абьюза, но хотят помочь другим.
Алена Финская: Действительно, об этом стали говорить больше. Но у меня есть предположение, что все-таки говорить стали больше те, кто живет в крупных городах, у кого есть доступ к интернету. Нам звонят в основном люди именно из городов.
Наталия: Тут важно еще важно отметить связь с материальным положением. Когда у человека все силы направлены на выживание, у него просто нет времени и энергии думать о том, правильно ли все у него в семье, стоит ли это терпеть. У многих освободилось время, чтобы об этом подумать.
В последние годы женщины много говорят о своих правах, о том, от чего они страдают. Эта волна началась с акции MeToo, когда женщины стали рассказывать о насилии, которое они пережили в своей жизни, и оказалось, что почти все женщины пережили какой-то из видов начилия. Абьюзу, по статистике, чаще подвергаются именно женщины: они чаще физически более слабые, они часто оказываются в зависимом положении из-за декрета и потери работы, они не могут дать отпор и так далее.
Your browser doesn’t support HTML5
Большинство убийств женщин в мире совершают партнеры или члены семьи
Алена: Я бы сказала, что тут еще внесла свой вклад работа активистов. Это люди, которые не замолкают, которые пишут статьи, которые берут интервью, которые говорят о домашнем насилии. И каждый человек, который решается рассказать свою историю публично, понимая при этом, что получит много неприятных отзывов и оскорблений, этим тоже делает некий вклад и помогает другим. Каждая частная история помогает! Эти капельки понемногу собираются в реку.
Закон о домашнем насилии сейчас одна из самых обсуждаемых в России тем. Беларусь это уже прошла, и, к сожалению, закон так и не был принят. Почему он так разделяет общество?
Наталия: У общества много страхов. Если мы говорим о насилии, это же не только насилие по отношению к женщине – это насилие по отношению к тому, кто более слаб, чем ты. Это может быть и ребенок, и мужчина, который находится в зависимом, ослабленном состоянии. Насилием пронизаны многие стороны нашей жизни. К сожалению, почти каждый человек хотя бы раз в жизни был тем, кто проявлял насилие. Я думаю, что люди и в Беларуси, и в России наслышаны очень много об опыте зарубежных стран, о том, какие действия предпринимают там по отношению к тем, кто проявляет насилие. И наслышаны мы часто однобоко. Мы слышим какие-то ужасные истории, какие-то всплески, отголоски, а целой историей люди не интересуются. Например, мы читаем, как пришли и изъяли ребенка из благополучной семьи, отдали другим людям. И вот эти истории, даже иногда фейковые, формируют неверную картинку и неверное представление о том, как действует система, которая борется с насилием. Поэтому люди боятся, что эта система, для наших стран новая, покарает и тех, кто не имеет к насилию никакого отношения, а просто попал под горячую руку. И к тому же, надо сказать, что против этого закона выступают сами насильники. Агрессоры часто очень интеллектуально развиты, у них много способов борьбы, отстаивания своих прав. Они очень хорошо подкованы, как правило. Они знают, как идти в суд, что говорить, чтобы не выглядеть агрессорами, чтобы избежать наказания, которого они на самом деле заслуживают, и выставить агрессором пострадавшую от насилия. Я думаю, что страх закона – он, во-первых, идет от невежества, а во-вторых, от тех, кто сам агрессор. Таким людям закон о домашнем насилии невыгоден, поэтому они так громко кричат и устраивают какие-то акции и сборы подписей.
Your browser doesn’t support HTML5
Наталия Ященко: «У общества много страхов»
Алена: Мне кажется, что любая новаторская для общества идея всегда частично раскалывает общество. Одни люди выступают активистами, они впереди «каравана», другие – не хотят ничего менять, они идут позади этого «каравана» и его тормозят. Есть мнение, что нужны и те, и другие, чтобы мы и не стояли на месте, и в то же время не шли слишком быстро. Тут еще такой нюанс – если мы говорим о домашнем насилии, этот закон нужен, чтобы защитить в основном женщин, потому что они страдают чаще всего. Это может вызывать отдельное недовольство: «Чего это мы будем заботиться о женщинах?» Хотя и некоторые женщины выступают против, они боятся, думают: «Что теперь, и ребенка шлепнуть будет нельзя?» Мы живем в мире насилия, у нас его много не только в семье, но и на работе, в образовании, в медицине. Многие не знают, как по-другому. А как детей воспитывать тогда? Как это не шлепать? Как их держать под контролем? Увеличивается тревога: меня будут контролировать, а я по-другому не умею.
Увеличилось ли количество обращений в ваш центр, когда в Беларуси отказались принимать закон о домашнем насилии?
Наталия: Да, в разы. Увеличилось и количество тех, кто сам звонит, и кого перенаправляют. Этот закон всех всколыхнул, люди получили больше доступа к информации.
Как выглядит типичная история о домашнем насилии?
Наталия: Типичная история о домашнем насилии выглядит так: это, как правило, женщина, которая состоит в отношениях, в браке. У нее несколько детей – двое и больше. С будущим мужем они стали жить вместе почти сразу, очень быстро поженились. Как правило, такие мужчины очень хорошо знают, как подойти к женщине: на первых этапах они очень романтичны, внимательны, проявляют заботу для того, чтобы быстрее сблизиться и вступить в отношения. Обычно на первых этапах ничто не предвещает насилия. Потом пара очень быстро заводит детей, и мужчина начинает говорить: «Зачем тебе работать за копейки? Сиди дома, занимайся хозяйством домашним, и по подругам нечего бегать, они все незамужние, ничего хорошего не посоветуют. Я у тебя есть, зачем тебе кто-то еще? И к маме с папой ездить нечего. Лучше ты сиди дома, а я нас буду обеспечивать». Часто к моменту звонка с просьбой о помощи женщина уже долгое время безработная. Она сидит в декрете, не поддерживает отношений с друзьями, не имеет собственных денег, вынуждена отчитываться перед мужем. В это время, как правило, и начинается насилие: эмоциональное, финансовое, сексуальное, физическое. Иногда насилие касается и детей: многие абьюзеры часто используют детей как способ манипуляции в отношениях с женой. С помощью детей они давят на какие-то болевые точки. Женщина в этой ситуации бессильна. Никто из близких и друзей обычно не в курсе, что происходит у нее в семье, и часто организации, которые помогают жертвам насилия, оказываются единственными, кому женщина рассказывает свою историю. Она хочет понять, как ей жить дальше. Она не может уже видеть, как страдают дети, или как они начинают подражать отцу и относиться жестоко к матери. Иногда все так серьезно, что доходит до госпитализации женщины. Мы выслушиваем ее, разрабатываем какой-то план действий…
И помогаете ей найти место, если она решает уйти?
Наталия: Да, это бывает в тех случаях, когда женщина подвергается физическому или сексуальному насилию и это насилие повторяется и угрожает ее жизни.
Your browser doesn’t support HTML5
История о домашнем насилии
А многие женщины потом передумывают и решают все-таки остаться в семье?
Наталия: Бывает так, что не звонят больше или просто не приезжают, даже если уже договорились. Иногда говорят, что нашли какой-то другой способ решить проблему, что помогли родственники или друзья. Некоторые говорят, что решили остаться с мужем, что он очень об этом просил и клянется, что такое больше не повторится. Женщины верят и говорят: «Я пока останусь, и посмотрим, мне слишком страшно ехать в неизвестность».
Алена: Это на самом деле нормальное явление, когда женщина сначала звонит нам, а потом исчезает. В поведении и агрессора, и пострадавшей есть такие волны, витки. Если женщина уже получила у нас поддержку, ее выслушали, ее не стали осуждать, когда она передумала и решила забрать заявление, – есть шанс, что она вернется, когда опять возникнет опасная ситуация. Такие истории тоже бывают, это нормально. Мы ни к кому потом не приходим, не проверяем: «А что у вас там с мужем?»
Почему в постсоветском обществе так сильно развит виктимблейминг – обвинение жертвы? Почему люди, которые действительно пострадали, вынуждены читать о себе «сама виновата» и другие неприятные вещи?
Алена: Часто это защитная реакция, такое наивное магическое мышление. Человек как бы себе говорит: «Если это может случиться с кем угодно, значит, и со мной может случиться? Об этом как-то неприятно думать!» А если мы обвиним жертву, скажем, что с ней это случилось потому, что она «плохо себя вела», мы защитим себя: «Со мной-то этого не произойдет, я хорошая девочка!» Но часто у таких комментаторов есть свои истории насилия, просто они непрожитые, неосознанные, и эти истории начинают болеть, и люди хотят избавиться от этой боли, от этой тревоги вот таким способом.
Как реагировать на вербальную агрессию?
Наталия: Вы знаете, я раньше погружалась во все комментарии, которые пишут, и мне становилось как-то не по себе. Когда я читаю, кажется, что наш мир состоит из агрессоров, но на самом деле это не так. Просто интернет – это такой безопасный способ выплеска агрессии. Иногда люди сталкиваются с агрессией в повседневной жизни и просто выплескивают ее в интернете. Так что первая рекомендация – это просто не читать комментарии, если вы там, конечно, не ищете какую-то важную информацию. Если же вы все-таки их прочитали, то первое, что помогает, это понять, что движет человеком. Этот человек высказывается агрессивно не потому, что я такая плохая, а потому что у него что-то происходит, поэтому он позволяет себе агрессию в адрес незнакомого человека. И еще помогает поделиться с кем-то – с близкими, с семьей, с подругами. Эту агрессию надо из себя «достать».
Что вы можете посоветовать женщине, которая подозревает, что столкнулась с домашним насилием, что в ее семье все не так, как должно быть?
Алена: В первую очередь, стоит поговорить об этом с кем-то. Лучше всего позвонить на горячую линию и обсудить свои сомнения. Это точка входа. А дальше надо накопить ресурсы: восстановить оборванные социальные связи, подкопить денег. Но самый первый и самый главный шаг – это просто рассказать свою историю.