Российские политологи – о взаимосвязи авторитаризма и экспансионизма в политике Москвы

  • Анна Плотникова

Сергей Лавров, Владимир Путин и Сергей Шойгу (архивное фото)

Как внешняя политика России продолжает внутреннюю

Рубеж десятилетий ознаменовался многочисленными подведениями итогов двадцатилетнего правления Владимира Путина в России и прогнозами относительно развития страны в двадцатые годы нового столетия.

Российские эксперты уже успели поделиться с Русской службой «Голоса Америки» своими оценками в области экономики и общественных настроений.

На сей раз речь идет о внутренней и внешней политике России при Владимире Путине.

Елена Галкина: «Выросло поколение людей, которые хотят жить достойно»

Политический обозреватель, доктор исторических наук Елена Галкина называет нулевые годы периодом консолидации власти – публично-политической, экономической, военно-административной и идеологической. В беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» она пояснила, что представители силовых ведомств, составившие команду Владимира Путина, либо оттеснили прежнюю властную элиту, либо инкорпорировали в свою систему.

«Начинается эпоха так называемой “суверенной”, а по сути – управляемой демократии, когда оппозиционные политические силы соблазняются администрацией президента на сотрудничество. И таким образом политическое поле подпадает, фактически полностью, под контроль этого органа – наследника ЦК КПСС», – отмечает Галкина.

Для обеспечения идеологического доминирования в начале нулевых был осуществлен захват популярных телеканалов – НТВ, ОРТ, ТВ-6 и ряда других. «И к началу десятых годов мы подходим с практически полностью зачищенным информационным полем в том, что касается традиционных СМИ. Оставался только телеканал ТВ-2 в Томске, который “погиб” в 2015 году», – вспоминает эксперт.

В результате к десятым годам «вертикаль власти» была уже выстроена. «Внутри себя правящий российский класс был полностью солидарен, никаких расколов среди представителей элиты не было видно. Но, с другой стороны, вся эта конструкция, кажущаяся незыблемой, может рухнуть практически мгновенно. Потому что в десятые годы обнаружилась большая проблема для этой конструкции, а именно: выросло поколение людей, которые хотят жить достойно, у которых есть потребность в достоинстве, в свободе, в справедливости. И эти ценностные потребности заставляют выходить на улицы городов людей, возмущенных не монетизацией льгот, что было бы как-то понятно правящему классу, а результатами выборов. Причем выходить в огромном количестве», – утверждает Галкина.

По ее мнению, то обстоятельство, что российское протестное движение стало частью общемировой тенденции, еще сильнее напугало Кремль: «И “арабская весна”, и Майдан в Украине заставили российскую власть крепко задуматься. И я думаю, что и аннексия Крыма, и агрессия на Донбассе, и отчаянная помощь диктатору Асаду в Сирии, чтобы только он сохранился у власти, – все это во многом было обусловлено внутренним страхом. Что неконтролируемый ими процесс может исподволь начаться и усилиться в России, миллионные толпы хлынут на улицы и все сметут».

По мнению Галкиной, именно страх подтолкнул российские власти начать массированное наступление на права и свободы человека, вносить изменения в УК и КоАП РФ, принимать законы, ограничивающие свободу слова в интернете и так далее. «При этом жесткость законов, принимаемых “бешеным принтером”, т.е. Госдумой, гораздо сильнее, чем их правоприменение. Ведь если с этими законами буквально подходить к каждому российскому гражданину, то все будут сидеть. И сами депутаты Госдумы откровенно говорят о том, что здесь имеется в виду избирательность правосудия, то есть людей нужно напугать отдельными кейсами, для того, чтобы другим было неповадно», – поясняет собеседница «Голоса Америки».

Таким образом, к двадцатым годам Россия подходит с консолидированной и как будто уверенно стоящей на ногах властной элитой, которая готова любыми способами отстаивать свое «место под солнцем». «Причем на первое место выходят идеологические моменты. Свобода у нас противопоставляется справедливости, либерализм звучит только в негативной коннотации, патриотизм понимается как преданность государству. Но насколько эффективным все это окажется, они и сами не знают. У нас власть оказывается в ситуации Юрия Андропова, который сказал: “мы не знаем страны, в которой живем”. Власть тоже не знает, что думает общество, потому что мало кто осмелится честно отвечать на вопросы социологов. Особенно – на прямые вопросы. А электоральные восстания случаются уже периодически то в одном, то в другом месте. Где появляется малейшая возможность для протестного голосования, оно сразу же происходит. И люди, которые хотят жить достойно, станут поколением двадцатых», – заключает Елена Галкина.

Иван Курилла: «Десятые годы завершаются совсем не на позитивной ноте»

Историк-американист Иван Курилла сравнивает внешнеполитические тенденции, характерные для российских властей в нулевые и десятые годы. Он напоминает, что Владимир Путин в самом начале своего президентства не исключал возможность вступления России в Североатлантический альянс. А в конце нулевых годов президент США Барак Обама предложил осуществить перезагрузку американо-российских отношений. «Т.е. и начались, и завершились нулевые на волне положительных отношений России и Запада, – считает Курилла. – А десятые – начались с перезагрузки, а завершаются в ситуации, когда Россия пытается выбраться из-под груза последствий всего того, что за прошедшие десять лет натворила российская внешняя политика. И вообще международные отношения за эти годы стали сложнее, в том числе – для России. И мы видим, что десятые завершаются совсем не на позитивной ноте: Россия изолирована, она находится под санкциями, пытается вернуться в круг респектабельных стран, но в то же время мы слышим, как в США раздаются голоса за то, чтобы признать Россию спонсором терроризма».

Вторую половину двадцатилетнего путинского правления профессор Курилла считает для России неудачной во внешнеполитическом отношении. При этом и в нулевые, и в десятые годы, по мнению эксперта, внутриполитические проблемы были для российского руководства превалирующими. «Мне кажется, и успехи нулевых годов, и провалы десятых – это в значительной степени результат политических изменений внутри страны. Конец нулевых был отмечен надеждами на либерализацию России, и это совпадало с вектором внешнеполитического сотрудничества с мировым сообществом, но в десятые стало очевидно, что Россия все больше проваливается в авторитарный режим, и это гармонирует с отрицательными тенденциями во внешнем политике», – размышляет Иван Курилла.

По поводу взаимоотношений России с Евросоюзом эксперт подчеркивает, что страны так называемой «старой Европы» дольше, чем США, оставались экономическими партнерами России. И это сотрудничество еще не свернуто полностью и в настоящее время, хотя совместных проектов остается все меньше. «Мы помним, что Германия в нулевые годы была и экономическим партнером, и политическим, если не союзником, то страной, которая принимала во внимание российские озабоченности. В отличие, кстати, от Соединенных Штатов, если рассматривать евроатлантическое сообщество в целом. Но, к сожалению, в десятые годы и партнерство с Европой становится все более проблематичным, и это – показатель все той же тенденции», – говорит собеседник Русской службы «Голоса Америки».

Курилла констатирует, что Евросоюз неоднороден; в его рядах есть страны, которые с самого начала критически относились к интеграции России в мировые структуры: «Но, в конце концов, все пришло к тому, что к настоящему моменту возобладали идеи о необходимости изоляции России, и одной из причин этого является внешнеполитическое поведение самой России. Конечно, за нынешнюю ситуацию есть доля ответственности и Соединенных Штатов, и европейских стран. Но мы говорим изнутри России, и мне наиболее болезненно осознавать, какие ошибки, какие неправильные действия были совершены самой Россией».

Оценивая перспективы третьего десятилетия, Иван Курилла подчеркивает, что связка внутриполитических тенденций и внешней политики России сохранится. При этом эксперт надеется, что, по крайней мере, к концу двадцатых годов существенные положительные сдвиги будут наблюдаться в обоих отношениях. «Мы говорим о следующем десятилетии, и то, о чем я говорю, наверно, не случится в следующем году или даже через два года. Но мне хотелось бы верить, что через пять-шесть лет, даже через десять, но мы будет жить в более мирной ситуации, и будем вспоминать десятые годы, как кризис, который мы преодолели».